– Значит, так… – начал я медленно, давая им возможность отреагировать и на изменившийся тон, и на бывший когда-то привычным образ бесстрастного ялтара, – если все так, как я думаю, то без Арх’Онта, Элильяра и Саражэля нам не обойтись. К тому времени, когда мы появимся во дворце, найди повод пригласить их к себе. По поводу Закираля и Ярангира тебя, я думаю, предупреждать не стоит. Но прежде я хотел бы встретиться с сыном. И желательно в его резиденции.
Пока говорил, с сожалением наблюдал, как сходят с их лиц улыбки, как во взглядах проявляется понимание того, что тот мир, ради которого мы так много отдали, закончился слишком скоро.
Вино, которое я надеялся когда-нибудь распить с Лерой в тишине и размеренности своей новой жизни, так и осталось стоять на столе. Не тронутым.
Олейор
Рассказывая о тех днях на Дариане, Лера несколько раз, забывшись, называла его дарианским кошмаром.
Она даже не догадывалась, насколько удачный эпитет подобрала для его характеристики.
Имя Вилдора ассоциировалось у меня с тем ужасом, который я испытал, когда предположил, для чего именно понадобилась ему моя жена. С тем напряжением, которое не желало отпускать меня ни на мгновение все то время, что она провела в его мире. С тем отчаянием, которое захлестывало меня, едва не лишая внутренней убежденности в возможность нашей победы.
Он стал кошмаром. И не только для нее.
За два прошедших года с момента нашей победы я ни разу не сумел полностью расслабиться. Сделанное ею признание не позволило мне этого.
В отличие от всех остальных, я точно знал, что Хаос не забрал его себе. Это знание не давало мне дышать полной грудью, радоваться наступлению нового дня, строить планы на будущее.
Я ждал его возвращения, не желая этого, но будучи уверенным, что рано или поздно наступит день, когда я встречусь с ним вновь.
Лера и Вилдор были связаны таким прошлым, забыть которое было невозможно. И если моя жена этого не понимала, для меня это не являлось секретом. Достаточно было лишь вспомнить их последний бой, чтобы избавиться от всех сомнений. Он доверил ей свою жизнь безоговорочно, так можно доверять только самому себе.
Задумавшись, я пропустил вопрос Ксандриэля, который меньше других имел отношение ко всей этой истории и потому показался мне более удачным собеседником, чем Гадриэль или Арх’Онт. Не говоря уже о старшем д’Таре. Тому хватило бы одного взгляда, чтобы сделать правильный вывод о моих опасениях.
Ему пришлось повторить:
– Так ты будешь на дне рожденья Лариэля?
Вырваться из пелены предчувствий оказалось не так уж и легко. Но мне это удалось, и я, стараясь выглядеть беззаботно, кивнул. Его младший сын, родившийся немного раньше всех остальных детей, которых мы назвали детьми вторжения, оказался чуть старше внуков, которых ему подарили Альена и Сашка.
– Ты представляешь себе это мероприятие без меня? – ответил я правителю светлых, не скрывая насмешливой улыбки. У меня не было уверенности, что он поверит в мою безмятежность, но попытаться стоило.
Вместо иронии, которую я ожидал увидеть в его глазах, заметил лишь тень тревоги.
Иногда я завидовал наследнику Ксандриэля, находя в этом лорде то, чего был лишен мой собственный отец.
Да, Элильяр был великолепным учителем. Изобретательным, настойчивым, твердым. Он не давал советов, но исподволь помогал найти решение. Он не требовал идти его путем, но сам был настолько ярким примером, что не поддаться его влиянию было крайне сложно.
Ксандриэль же… была в нем какая-то внутренняя мягкость, ничуть не напоминающая мягкотелость. Была в нем любовь, которую он не считал слабостью, а потому и не скрывал ни от кого. Была в нем душевная щедрость, которая влекла к нему.
Как я смог убедиться на собственном опыте, ничто из этого не мешало ему быть жестким правителем, твердо знающим, что он должен сделать для процветания своих земель.
С тех пор как я принес клятву, я не часто бывал в его столице. В отличие от Сашки, для которого этот дворец стал таким же домой, как и мой. Но когда позволял себе передышку, я отправлялся сюда. Находя здесь ту легкость общения, которую не получал от своего отца.
– Тебя что-то тревожит? – Правитель светлых не стал делать вид, что не замечает моей рассеянности.
А я не стал скрывать, что это именно так.
– Знаешь, как бывает… – моя попытка скрыть кривую усмешку за поднятым бокалом вряд ли была успешной, – поселится в твоей голове страх. Ты вроде как живешь, даже не вспоминая о нем. Но это не мешает ему постоянно быть рядом. И ты, даже не задумываясь, каждое свое слово, каждое решение подстраиваешь под него. А потом наступает момент, когда то, чего ты подспудно опасался, становится явью. И ты остаешься один на один с ним, не имея возможности рассчитывать на друзей или милость судьбы. Лишь ты и… он. Тебе смешно?!
Боль в моем сердце, которую я тщательно скрывал эти два года, ударила в голову сильнее гномьего самогона. Я не был пьян, с Ксандриэлем было уютно и без вина, но кровь бурлила, а невозможность и дальше терзаться в одиночку срывала с губ слова, которых не оправдывали ни мой возраст, ни мое положение. Но сейчас мне было все равно. Я нуждался в его поддержке.
Эльф молчал. Просто сидел, откинувшись в кресле, смотрел куда-то мимо меня и… молчал. Но в том, как он это делал, было не сочувствие, заметив которое я бы немедленно покинул его дворец, чтобы уже не возвращаться, а та же горечь, что мучила и меня.
Только тогда я понял, что именно произнес. И хотел бы вернуть этот миг назад, но, увы, игры со временем мне были не по силам.
– Ты до сих пор боишься ее потерять? – чуть слышно спросил я, чтобы разрушить эту вязкую тишину.
– Так же, как твой отец боялся потерять твою мать. – Его голос был спокойным. Слишком спокойным, чтобы это было правдой.
– Он никогда не рассказывал об этом, – только и смог произнести я, не ожидая услышать подобное.
Сколько я себя помнил, отношения моих родителей всегда можно было назвать одним словом: нейтральные. Мама… мне даже мысленно было трудно произнести это слово. Моей матерью она перестала быть, когда решила пойти против отца.
Аннэ не лезла в дела Элильяра, предпочитая как можно реже бывать в столице. Отец отказывался знать о многочисленных любовниках, греющих ее постель. И только когда погиб наследник, он поставил условие – рождение еще одного сына.
Но об этом мне стало известно не так давно. И не от него.
– Нелегко рассказывать о своих ошибках, цена которых столь высока, – усмехнулся он. Невесело.
– Мне не стоит спрашивать об этом? – уточнил я, пытаясь быть тактичным. Ксандриэль вполне мог отправить меня за ответами к отцу.
