— Слушаюсь, милорд, — Дима вскочил, уступая место Асслоху и повернулся ко мне,
— Лой?
— Еще успеем поговорить с тобой, — нервно отмахнулась от него я, — рада была пообщаться.
— Иди уже, — Ассилох покосился на Дмитрия и тот растворился в тумане, — ишь, нарисовался… Это кто вообще?
— Да так, знакомый один, — я удивленно посмотрела на Аса, — ты чего, ревнуешь?
— Ага, только и делаю, что ревную, больше заняться то нечем, — скривился призрак. На удивление материальный такой призрак, — ну, рассказывай, куда на сей раз вляпалась.
— Не знаю, приснился он мне, вернее, смерть его. Я его раньше видела с подружкой. — Представь, каково было мое удивление, когда я пришла к его дому, а там он подругу мою общает в компании приятелей, причем она уже курточку на шее расстегивает.
— А, ясно, — наклонил голову вампир, — там, видимо, и присмотрел тебя кто-то. Ну ничего страшного, тогда я спокоен и, пожалуй, пойду.
— Постой, скажи, как ты в астрал попал? — я подавила в себе желание вцепиться в руку собеседника, — все-таки жизнь после смерти есть, да?
— Есть, и зачастую более интересная, чем до. Впереди ведь вечность, — Ас заметил то, как дернулась моя кисть, и скрестил руки на груди, — мертвые спокойно ходят в астрал, просто у нас свои слои, живым недоступные.
— То есть, при желании ты сможешь произвести замещение? — я недоверчиво посмотрела на Ассилоха.
— Смогу, но не стану, мне и так неплохо, — вампир посмотрел мне в глаза и меня обдало холодом — в зеленых зрачках словно сталь плясала. Сразу представился замерзший пруд, в котором медленно тают иголочки льда, — если будешь продолжать искать приключения на хвост, то выйдешь на Линию Крови и сама все узнаешь.
— А мне не очень. И друзьям твоим наверняка тоже. Вернись, пожалуйста, — Грудь сдавило, частицы кислорода словно сжались до невероятных размеров, и приходилось вдыхать часто-часто, чтобы наполнить легкие.
— И у друзей моих все тоже хорошо, а если перестанешь дурью маяться, и тебя отпустит. Но радостно все равно не будет, — Ассилох, казалось, упивался моей болью, — только если ты себя не простишь. Но это ведь так легко, да? Простить себе убийство друга.
— Я тебя вытащу, хочешь ты того или нет, — я сжала кулаки и приказала себе успокоиться, — и тогда у НАС все будет хорошо.
— А я уверен, что все хорошо не будет, — пожал плечами вампир, искоса поглядывая на мои руки. Такое ощущение, что он ждал удара в челюсть. Вполне в моем духе. В духе старой меня. Как странно.
— Не надо пессимизма. Когда-нибудь хорошо будет все и у всех. Ну в крайнем случае всем будет уже все равно, — я говорила и сама себе не верила. Дышать становилось все труднее, легкие начинали болеть. Что за чертовщина…
— Ты уже добилась того, что мне всё равно, — Ас встал с кресла и подошел ко мне, рефлекторно встала и я, — наверное, у тебя все хорошо.
Нервы не выдержали. Я закрыла глаза и ткнулась лбом ему в грудь. Я поняла, что прощения мне никогда не заслужить.
— Успокойся, только плакать не надо, — вздохнул вампир и провел ладонью по моим волосам, — не забывай дышать. И ушел.
Нет, ну какая зараза! Может же, все может… Есть такое понятие — замещение. Более сильный дух в астрале может влезть в тело более слабого. Что же такого хорошего в загробной жизни, если Ас не хочет так с ней расставаться? Как же он меня ненавидит… Нет, ну логика вообще убийственная! На том свете, значит, ему лучше, чем на этом, но он никогда не забудет напомнить мне о том, кто его туда отправил. А еще я поняла, что он очень четко меня предупредил — хватит смерти искать. Дело не в поведении даже, а в настрое — я сама свой дух убиваю и такими темпами скоро на Линии Крови окажусь. Понятие это сугубо вампирское, смысл имеет такой: если человек должен умереть в ближайшее время, он становится потенциальной жертвой для вампира. Таких людей убивать не запрещено, приветствуется даже, потому что смерть бывает грязной — самоубийство, жертва маньяка, какая-нибудь автомобильная катастрофа. Вообще, не знаю, насколько к оборотню это применимо, но к человеку — на сто процентов. Лиса — человек. И она была в Сером мире. Она скоро умрет.
Глава четвертая «Первая трещина»
Утро четверга выдалось серым и дождливым, а еще я забыла на ночь закрыть окно и в комнате было так свежо, что в ванную я пошла, закутавшись в одеяло. Сплю я обычно с открытыми окнами, под одеялом и теплым толстым пледом, но окна я приоткрываю на ладонь, а не нараспашку. Отогревшись под душем и вернувшись в чуть прогревшуюся комнату, я одела брюки и подошла к шкафу за водолазкой, мельком глянув в зеркало. И пораженно остановилась — за моей спиной кто-то стоял. В зеркале. Я оглянулась. В комнате никого не было. Медленно повернувшись к шкафу, я подошла поближе и коснулась пальцами ровной поверхности. Мне показалось, или от прикосновения пошла тонкая еле заметная рябь-дрожь? Показалось. Между тем, нечеткая тень-туман подошла ближе и встала прямо за моей спиной, я словно ощутила мертвый злой холод, исходящий от нее, кожа на спине покрылась мурашками. Но самое странное, что чувствовала холод я спиной, но как-то через зеркало, и объяснить это я не могла совсем. Силуэт поднял руку и положил мне на плечо. Я вздрогнула от отвращения, холода ужаса — это был мертвый вампир. Точно, это мертвый вампир, он вышел из проклятой тьмы, он заберет меня, выпьет мою душу и мое дыхание, мои руки станут белыми и холодными… Я лихорадочно пыталась понять, кто это может быть. Кого из дважды мертвых я знала, кроме Ассилоха? Только Лютомира, но он не похож совершенно, эта фигура размыта, но ее высокий рост никуда не спрячешь, Лютомир был ниже и шире в плечах. А еще у него волосы светлыми были, он не может быть такой тенью из-за этого, не знаю уж, почему…
У фигуры за моей спиной бледно-сиреневыми огоньками загорелись глаза. Это было бы красиво, если бы не было так страшно.
…Зеленоватые болотные огоньки пляшут над черной водой, всюду запах гнили и разложения, вдалеке виднеется хижина. Я точно знаю, что в ней лежит колдун, старый, сморщенный и злой шаман, от него при жизни пахло, как от мертвеца, а после смерти он, кажется, еще больше усох, и разлагаться нечему в нем, просто кожа побледнела, стала похожа на осклизлый толстый слой теста, она расползалась по скулам и глазницам, покрывала слоем слизи солому… В его волосах копошились белые, словно припорошенные мелом, мотыльки. С кислотно-синими точечками глаз и сильными челюстями. Они поднимали свои крошечные головки и прислушивались к окружающим хижину звукам, находили мое дыхание и больше не отводили от меня своих черных липких взглядов. И их глазами на меня сама смерть смотрела…
