– Насчет тебя я нисколько не беспокоюсь, – прошептал я. – И я готов к незваным гостям. Расскажи еще что-нибудь.
– В таком случае я усядусь здесь, – Мани вспрыгнул мне на плечо, – и удостоверюсь, что она все еще жива.
С сеновала донесся слабый голос:
– Г-господин?
Я напряженно прислушивался к скрипу свежевыпавшего снега под чьими-то ногами и потому не ответил.
Медленно, почти бесшумно дверь хлева приотворилась, и я увидел вертикальную полосу тусклого лунного света. Тауг проскользнул в хлев и громко вскрикнул, когда я схватил его за плечо.
– Если ты хочешь стать рыцарем, то не должен так легко пугаться, – сказал я. – И зажмуривать глаза тоже не стоит.
– У меня нет ничего дурного на уме, сэр.
– Я и не подозревал тебя в дурных намерениях, а говорящий кот в любом возбудит любопытство.
– Дело не в коте. Я знал, что Мани умеет разговаривать. Он разговаривал со мной и, думаю, разговаривает с леди Идн. Дело в вас: вы так интересно рассказывали про Скай, что мне захотелось остаться с вами и узнать побольше.
Сверху донесся шепот:
– Прошу вас, г-господин Эйбел…
Мани прыгнул в темноту, с глухим стуком ударившись о бревенчатую стену, и через несколько секунд сообщил:
– По-моему, у нее сломан позвоночник.
– Я не могу ей помочь, – сказал я Таугу, – но ты можешь. Вот почему ты бодрствовал, когда должен был спать, и последовал за нами. Полезай на сеновал и исцели ее.
Когда Тауг поднялся по лестнице, я сказал Гильфу:
– Я вернусь в дом на минуту. Ты можешь пойти со мной или остаться здесь.
– Я с вами, – прорычал он.
Мы вернулись в дом, где нашли чашу и большую лампу Бимира. Когда мы вышли во двор, пламя затрепетало на ветру, и я прикрыл его ладонью.
– Я хочу, чтобы ты поднялся наверх, – сказал я, когда мы вновь оказались в хлеву, – а люк, которым воспользовался Тауг, для тебя маловат. Видишь там большое отверстие, через которое сбрасывают сено?
– Да.
– Поставь передние лапы на край и подпрыгни, – думаю, ты легко туда заберешься.
Гильф промолчал.
– Великан, прежний хозяин фермы, просовывал в него голову. Значит, оно находится на высоте примерно в два моих роста. – Чтобы рассмотреть получше, я поднял лампу. – Скажем, род [Мера длины, примерно 5 м.] с небольшим. Все равно тебе не составит особого труда сделать это.
– Мне не прыгнуть так высоко. – Гильф избегал встречаться со мной глазами.
– Может, я поднимусь первым и позову тебя?
Через несколько долгих мгновений Гильф кивнул. Взобраться по лестнице, не расплескав масло из лампы, было отнюдь не просто, однако мне удавалось сохранять равновесие, проворно перехватывая одной рукой перекладины. Я облегченно вздохнул, когда Тауг свесился вниз и взял у меня лампу.
– Здесь эльф, – сообщил он.
– Знаю. Баки, да?
Мани выглянул из-за края люка:
– Да, сэр Эйбел, и она ужасно страдает. Она глубоко признательна моей хозяйке и мне, но мы уже сделали все, что в наших силах.
– Она зовет вас, – сказал Тауг.
– Я ничем не могу помочь, – сказал я, забираясь на сеновал. – Я надеялся, что ты уже исцелил ее.
– Я не умею!
Из темноты донесся стон Баки.
Я отыскал девушку и сел на солому рядом с ней.
– Она страшно мучится, – сказал я Таугу. – А ты теряешь время. Опустись на колени.
Он подчинился.
– Проведи пальцами по телу Баки. Осторожно! Очень осторожно!
– Не могу.
– Можешь. Вот в чем дело. Для нее ты бог. Не для меня и не для Мани. Но для нее – бог. Митгартр – высший мир по отношению к Эльфрису.
Тауг попытался, но ничего не произошло.
– Представь ее целой и невредимой. Исцеленной. Живой и здоровой. Прыгающей, танцующей, ходящей колесом. Она делала все это, покуда с ней не приключилось несчастье. Представь, какой она была раньше.
Тауг попытался, зажмурив глаза и плотно сжав губы.
– Что-нибудь происходит?
– Нет. Все произойдет не постепенно, а в один миг: закончится, не успев начаться, – и ты сразу поймешь. Ты почувствуешь проходящий сквозь тело поток силы, которая исцелит бедняжку.
– Г-господин… – выдохнула Баки.
– Я не могу помочь тебе, – сказал я, – но Тауг может и поможет. Ты веришь в Тауга? Надо верить, иначе умрешь.
– Вы… пили мою кровь, господин.
– Я помню, и я отблагодарю тебя, коли сумею. Сейчас я не в силах помочь тебе. Это должен сделать Тауг.
– Прошу вас, Тауг! Я… поклоняюсь вам. Пусть меня убьют, но я буду поклоняться вам. Я принесу жертву на ваш алтарь, сожгу дары… животных, рыбу, хлеб. – Баки задыхалась, выше пояса ее били судороги.
– Кем ты клянешься? – по возможности требовательнее спросил я.
– Им! Великим Таугом!
– Не Сетром?
– Я отрекаюсь от него. – Голос Баки упал до шепота. – Я снова отрекаюсь от него. О, попытайтесь, Тауг! Попытайтесь! Я построю храм в вашу честь. Я сделаю все, что угодно!
– Я пытаюсь. – Тауг снова закрыл глаза.
Я склонился над Баки:
– Отрекись от него по двум его именам, сейчас и навеки. Поверь, он не может исцелить тебя.
– Я отрекаюсь от Сетра по имени Гарсег! Я отрекаюсь от Гарсега по имени Сетр! Навсегда, навсегда, навеки!
– Кто твоя мать?
– Кулили!
Я положил руку на плечо Таугу:
– Она в твоем сознании, поверь мне. Она мысль, видение. У тебя есть нож?
Он помотал головой:
– Только меч.
– У меня есть. – Я вытащил маленький нож, которым когда-то выстругал лук, и отдал Таугу вместе с чашей. – Сделай надрез на руке, длинный, но неглубокий. Я посвечу тебе лампой. Кровь станет стекать к пальцам. Подставь чашу. Когда она наполнится, дай Баки выпить.
Закрыв глаза, Тауг завернул рукав и полоснул по руке ножом.
– Поднеси чашу к ее губам. Скажи: «Выпей, Баки». – Я направил руку Тауга, и Баки осушила чашу.
Тауг открыл глаза:
– Я сделал это! Сделал! Баки, сядь!
Дрожа, она села. Ее медно-красная кожа теперь не отливала металлом, и в улыбке читалось новое, вполне человеческое чувство.
– Благодарю вас! О, благодарю вас!
Она изъявляла признательность и выражала свое почтение, пока Тауг не тронул ее за плечо и не велел встать.
– Жаль, Гильф не видел этого, – сказал я. – Но он все слышал, и, возможно, этого достаточно.
Поднявшись на ноги, я подошел к большому отверстию в полу, в которое Бимир просовывал голову.
– Эй, Гильф! Давай сюда.
Огромное черное существо взметнулось вверх в мощном прыжке, заставив шарахнуться и пронзительно заржать мулов и лошадей, и своей тяжестью сотрясло все строение, приземлившись на пол сеновала. Потом оно быстро сократилось в размерах и превратилось в крупного коричневого пса с белым пятном на груди.
Я почесал его за ухом и снова сел. Гильф улегся рядом, положив массивную голову мне на колено.
