— Ваган, здравия тебе великий воин! Какой лавинной тебя принесло с Великих Гор. — По привычке гаркнул Нат. — Как тебя из клана выпустили?
— Да, так, — уклончиво ответил Ваган. — А ты когда последний раз ступал на родную твердыню?
— Давненько уже, месяца три наверно. Мы же как пока не продадим всё что наковали мастера не возвращаемся. А сюда вообще не собирались, но пришлось, — гном посмотрел на спутников Вагана. — а это что с тобой за ватага рыболовов.
— Мы не рыбаки, — вскинув голову проговорил Хони.
— А это мои почтенные спутники. Куран, он Магистр, Хони ученик его, и Р’оук.
— Ну ладно, с людями понятно, мастера они по бойцовской части, а лопоухую чего с собой таскаешь?
Р’оук напряглась, сердито сверкнула глазами, приготовилась высказать всё то, что наболело, но Ваган её опередил:
— Зря ты так. Она достойнейшая из эльфов, спасшая меня от участи худшей, чем смерть.
— А что с тобой? Секиру на ногу уронил? — Нат хрипло засмеялся, — кстати, ты чего в тряпки закутался, ты же без кирасы посрать сходить не можешь?
Ваган немного смутился, Р’оук удивлённо на него посмотрела.
— История нехорошая приключилась. Доберёшься домой — всё поймёшь.
— Темнишь ты чего-то. А в порт приперлись, за каким якорем?
— Уважаемый, Нат, — начал маг.
— Не размусоливай, не на параде. — Оборвал Курана гном. — Чего надо?
— Тебе не встречался Батр, маг, крупный, в рясе…
— Морда наглая, что у ламантина обожратого, — закончил за Курана Нат, — проныра, каких мало.
— Как маслом описал, — встряла Р’оук.
— Маслом не пишут, на нём жарят. Дела я имел с вашим прохвостом. Давненько, правда, не сталкивался. — Гном пожал плечами.
Р’оук переглянулась с магом.
— А в порту сегодня не встречал?
— Целый день этих олухов гоняю, — Нат кивнул на суетящихся матросов, — но Батра не встречал. И в плаванье, вроде бы сегодня никто не уходил.
— А разве гномы не должны бояться воды? — спросила Р’оук, когда компания покинула Ната, точнее, когда он их отправил подальше, под предлогом большого объёма погрузочных работ.
Ваган удивлённо поднял густые брови.
— С чего бы нам бояться воды? Мы же не кошки.
— Но вы же Дети Гор, — вступил Хони, — ваша стихия огонь и камень.
— А твоя стихия, поклонение кому-то там сверху, а над землёй не паришь, вроде как. — Довольно резко осадил Ваган. — Конечно, по чести говоря, нас нельзя назвать прирождёнными мореходами, люди гораздо лучше приспособлены к морским походам, чем гномы.
— Гномы сильны и выносливы, и отличаются жутким упорством во всех областях жизни, — вклинился в разговор Куран. — Именно, эти блестящие черты нрава и заставили покорять чуждую им стихию.
— А так же, нехватка тканей, некоторых продуктов, вина виноградных долин, — продолжил за мага Ваган. — и переизбыток металла, и изделий из него. Наши мастера-артефакторы славятся по всему миру. Ну, ещё, — Ваган немного смутился. — Не надо скидывать со счетов некоторую страсть к наживе.
— Да, с этим я полностью согласна, у одного такого, со страстью, квартируем в данный момент.
— Привыкание к морю, у Детей Гор проходит довольно болезненно, не каждый из нас способен переносить разлуку с Твердыней, а про вечную качку я вообще молчу. По-моему не один гном-мореход ещё не покинул берегов без приступа морской немочи. Народ мы крепкий, благодаря врождённой выносливости, и достижения наших судостроителей тоже не последнюю роль играют, с нами, как мореплавателями не каждый людской экипаж может поспорить.
— Да, с самооценкой вообще проблем не наблюдается, — пробурчал себе под нос Хони.
— С вашими стальными гигантами мало что может поспорить, но и людские корабли очень даже неплохи. Хотя бы потому, что в сильный шторм половина команды не распугивает морских обитателей проклятьями в адрес всего, в чем содержится вода, а вторая половина не поливает содержимым своего желудка все, что находится в пределах досягаемости, — встал на защиту людской расы Куран.
— Что точно, то точно, — согласился с доводами мага Ваган.
Компания двигалась вдоль парапета у самой пристани, неспешно и вальяжно вышагивая, будто совершая вечерний моцион.
— Куран, ну и что? — Р’оук нарушила тихую истому поздней прогулки.
— Что, что? Ты когда-нибудь разнообразишь свою речь необходимыми подробностями? — ответил маг.
— Ну и куда мы сейчас?
— Пока в таверну, а там уже решим. А вообще нам Манускрипт не мешало бы отыскать.
— А как же Батр? Он же не мог далеко уйти? — вмешался в разговор Хони.
— Этого засранца надо бы поискать, но что-то мне подсказывает, что он сам нарисуется. Уж не знаю, как бы нам не пришлось от него бегать. А пока идём к «Мохнатому гному», там есть, где спать и есть что съесть, и новостями, не думаю, что обидят.
К таверне подошли быстро и без приключений. Все дружно, не сговариваясь, пошли под крышу временного крова, а Р’оук зарулила в конюшню, навестить недавнее приобретение. Лошадка стояла в отдельном стойле, вопреки угрозам Бруфа, была накормлена, почищена и не выглядела как первый кандидат на живодёрню.
Р’оук подошла к лошади, протянула руку к морде. Лошадка ткнулась бархатистым носом в протянутую ладошку, заглянула в глаза эльфийки своими карими грустными глазами.
— И как же мне тебя назвать? Ты у меня серенькая в яблоках. Может Снежок? Нет ты же не конь. Была у меня как-то рысь, такая же как ты, только кошка. Ростом правда поменьше, но не такая тощая, я её Баськой звала… — голос эльфийки заметно погрустнел, она прерывисто вздохнула, отгоняя от себя горькие воспоминания. — Глаза у тебя большие и грустные. Сливой тебя назвать? Нет, не то…
— А вот ты где, — монолог Р’оук был прерван появлением Хони, — Тебя Учитель ищет.
— Хони, я тут имя лошадке придумываю. Идею не подкинешь?
— А зачем?
— Надо. Не буду я её звать просто Лошадь?
— Почему бы и нет. Ну, она у тебя серая, — Хони пристально посмотрел на животину. — И тощая. Как весло. И на особую резвость не претендует.
— Эээ, не увлекайся. Себе заведи, а потом критикуй. Она хорошая и добрая. Буду её звать Плюшей.
— Это наверно из-за способа передвигаться. Не идёт, а плюхает. — Хони усмехнулся.
— Ха-ха, как смешно. Хотя доля правды есть, — выразила невольное согласие недовольным бурчанием Р’оук.
— Зайка, ты кого принесла? — мамино лицо вплотную приблизилось к чумазой мордашке Р’оук. В руках ребёнка был маленький котёнок, довольно апатичного вида. Относительно маленький. По возрасту — около трех недель, глаза открылись совсем недавно, но размеры впечатляли. В холке около полуметра, покрыт младенческим пушком, весом немногим меньше веса самой малолетней благодетельницы.
