С тех пор больше никто не повторял его рискованного эксперимента, во-первых, потому что полное солнечное затмение в системе двойной звезды – явление крайне редкое, а во-вторых, поскольку предусмотрительный Мад-Маакт, записывая рецепт, опустил последнюю строчку. Один, видимо, самый важный ингредиент был утрачен. Священные повара Тупелекта убили на его вычисление не меньше времени, чем их земные коллеги – средневековые алхимики – на поиски философского камня. Результат в обоих случаях оказался нулевым.
Детектив вынырнул из глубин инопланетной истории и расстегнул ворот своего больничного комбинезона. Во всём этом что-то было. Регулярное общение с вампирами сделало Полонского гораздо менее скептичным в вопросах магии и религии, чем многие его друзья из Криминальной Полиции. Он повернулся к видеофону и набрал номер Валентина Жужало. Ответили ему сразу же, хотя экран оставался тёмным.
– Отдел особо важных происшествий Криминальной Полиции Галактики.
– Валя, это ты? Полонский у аппарата.
Жужало соизволил включить видеосвязь. Он сидел в своём кабинете и, похоже, только что закончил вводить в компьютер очередной отчёт. Полонскому он обрадовался.
– А, Витька! Всё симулируешь сумасшествие? Когда мы будем осчастливлены твоими гениальными идеями?
– Скоро, – пообещал Полонский. – Слушай, а почему нашего стажёра не отдали на растерзание психотерапевтам?
– Пробовали, но он слишком активно отбивался.
– Ты серьёзно?
– Почти. У него в памяти стоят такие блоки, от которых при современном развитии психотерапии люди избавляются годами. Как Гин-Гроан его успел так обработать за какие-то час или два, никто понять не может. Короче, Террорист ничего не помнит. И сей прискорбный факт не даёт следствию двигаться дальше.
– Прискорбный, это точно, – с грустью согласился Полонский. Он неожиданно для себя обнаружил, что успел привыкнуть к тёзке-стажёру и по-настоящему беспокоится за него. – А вы не выяснили, чья это была идея – выдать текст на пластинке за экспериментальные коды?
Валентин ещё больше оживился.
– Э, брат, тут такая штука обнаружилась! Торквемада не снабдил тебя информацией, потому что сам пока переварить её не может – я так думаю. Короче говоря, парни Гин-Гроана, которые пришли к нам сдаваться тогда, месяц назад, про Рикардо и слыхом не слыхивали. Явиться в полицию и просить защиты от Гин-Гроана им велел их новый Дон.
– Кто?!
– Сядь, Витя, сядь. Ты бы знал, какая тишина наступила в допросной, когда один из этих ребят раскололся!
– И как зовут их "нового Дона"?
– Шун-Шакем.
Полонскому почудилось, что комната начинает медленно описывать дугу вокруг него.
– Он с Тупелекта?
– Вроде бы да. Коротышка Йо сперва сказал, что с Тупелекта, но потом начал вилять, то так, то эдак. Имя типично тупелектское. А боятся они его не меньше, чем Гин-Гроана.
– Ничего не понимаю. Кем же тогда был Рикардо?
– Соперником Гин-Гроана, но, как видишь, не единственным.
– Думаешь, пока он гонялся за бывшим Доном, его оттеснили от вожделенного кресла?
Валентин высказал ещё одну версию:
– А что если именно новый Дон поручил ему ловить Гин-Гроана?
– И такое может быть, – задумчиво согласился Полонский. – А как выглядит этот Шун-Шакем?
– Йо сказал, что он похож на человека. Для этих парней с панцирем все, кто имеет меньше четырёх ног и ходит вертикально, похожи на человека. Такие мелочи как наличие роговых пластин на лбу или шестого пальца на руке для них не имеют значения.
Детектив медленно кивнул.
– Постарайтесь уточнить внешность Нового Дона в деталях. Это очень важно. И пришлите-ка стажёра ко мне, попробую сам с ним разобраться. Как же я ненавижу всю эту магию!
Витя Террорист не смог бы выглядеть благообразно, даже если бы очень захотел. Может, Полонский относился к стажёру несколько предвзято, но за плечом последнего ему вечно чудился ствол лазерной винтовки. Даже сейчас, в тишине и покое больничной палаты, вдали от возможных противников, Витя не был похож на мирного человека. Возможно, дело объяснялось тем, что он ухитрился проникнуть сюда без разрешения профессора Гейнера.
– Мафии не боялся, а профессора боишься! – подпустил шпильку Полонский, которого вид взъерошенного стажёра неимоверно развлекал.
Витя застенчиво потупился.
– Мафию застрелить можно, – ответил он тихо и серьёзно. – А профессора – как же?
После этих слов воображаемая лазерная винтовка пропала, и на её месте возник мираж плазменного пулемёта. Полонский понял, что недооценивал Витины человеческие качества.
– Вот что, Виктор Буланкин де Сен-Симон, – сказал детектив решительно и встал, – в нашем распоряжении остались всего одни тупелектские сутки, это двадцать два с четвертью земных часа. Четверть уже можно не считать. Потом там, в системе Дрангула, начнётся затмение сразу обоих солнц – крайне редкое явление, случается раз в две тысячи тупелектских лет, – когда все четыре средних планеты окажутся почти на одной линии между Дрангулом и Тупелектом. Продолжаться оно будет почти шесть наших часов. Если за это время Шун-Шакему удастся приготовить "Ветреную ночь, освещаемую всполохами и…"…как же там дальше? А, вот: "… и благоухающую серными источниками, рокочущую отдалённым подземным гулом и порождающую то, что не…", то никто не знает, что он будет творить дальше. Может, вздумает закрутить нашу Галактику в обратную сторону. Так что думай, Витя, думай и вспоминай – что говорил тебе тогда, на Пелестоне, Гин-Гроан? О чём он просил?
Стажёр ещё больше сдвинул и без того насупленные брови и замер, сосредоточившись. Полонский тоже не двигался, чтобы не мешать его мыслительным процессам. Так, в молчании, прошло минут десять.
– Не могу! – простонал наконец Террорист, вытирая со лба пот, выступивший в результате непривычно сильного умственного напряжения. – И так, и эдак пробовал вспомнить – не могу! Что со мной сделал этот ваш Гин-Гроан? Это что теперь, на всю жизнь?
– Не знаю, – ответил детектив мрачно. – Могу сказать только одно: если до информации так трудно добраться, значит это очень важная информация. Скорее всего, в ней-то и вся разгадка. И самое печальное, Витя, что никто, кроме тебя, Гин-Гроана и Шун-Шакема даже догадаться не в силах, что это может быть такое.
– Я тоже не в силах, – стажёр выглядел по-настоящему несчастным. – Не помню я, чтобы он говорил что-то важное. Всё ныл, как давно он не был дома, как соскучился. Я даже ему сказать хотел, чтобы сменил диск наконец, да постеснялся – он всё-таки уже в годах…
– Ты можешь точно воспроизвести, как именно он это говорил?
Витя заёрзал в кресле.
– Да обычно. Совсем обычно, даже и восстановить-то трудно. Мол, вспоминаю свою планету, родину, значит. И то мне о ней напоминает, и это… У меня там, значит, мама осталась, и всё такое…
