Непонятно, сколько длилось это состояние эйфории, но вдруг она оказалась в каком-то странном месте: это было покатое, зеленое, как будто резиновое поле. И все было бы хорошо, но поле было усеяно тонкими и длинными шипами, которые пучками торчали из желтоватых кочек. Некоторые шипы загибались по дуге книзу. Наташа стояла на цыпочках на двух таких дугообразных иглах, боясь пошевелиться и потерять равновесие. Падение, скорее всего, было бы смертельным. И вдруг до нее дошло: она стоит на поверхности огромного, не умещающегося в сознании кактуса!
Она так и стояла, замерев и не зная, что делать. Ноги уже начали дрожать от напряжения. Но вот откуда-то к ней слетело странное создание, больше всего напоминающее Дюймовочку или маленькую фею. Крошечная, одетая в нарядное платьице девочка со стрекозьими крыльями за спиной ловко спикировала и уселась на наклонную иглу кактуса.
— Что, стоишь? — сочувственно спросила крылатая девочка. — Ну стой, если не надоело.
— А что мне делать? — чуть не в отчаянии спросила Наташа.
— А не надо лезть туда, куда не положено! — почему-то недобро усмехнулась маленькая фея.
— А я никуда и не лезу, — удивленно ответила девушка.
— Это ты сейчас так говоришь. Еще полезешь! — фыркнула зло девочка и упорхнула.
Наташа не поняла, о чем шла речь, но каким-то образом ощутила, что это очень важно. Важно настолько, что вся ее жизнь может зависеть от разгадки этой фразы. Но додумать она не смогла — ее ноги не выдержали, и она, не в силах больше удерживаться, закрыла глаза и повалилась на огромные шипы…
Однако никакой боли не было. Открыв глаза, она увидела, что летит в прекрасной голубизне неба, купаясь в белых перинах облаков. Спустя некоторое время она почувствовала, что на нее наползает какая-то тень. Темнота все сгущалась, а душу начал сковывать страх. Вдруг под ней разверзлась бездонная пропасть, и она, со страшным ускорением, стала падать в эту бездну. Девушка закричала, призывая на помощь, но у нее не было голоса, и никто не приходил на выручку. Пропасть тем временем стала закручиваться, как воронка смерча. Через мгновение смерч изогнулся горизонтально и превратился в огромный каменный каток, накатывающийся на скованную страхом Наташу. Ее немой непрекращающийся крик так и стоял в парализованном теле, пока она окончательно не провалилась в черноту абсолютного беспамятства.
Очнулась она в больничной палате со страшной головной болью и тошнотой.
— Ага! С прибытием на Землю! — отдаленным звоном разнесся в голове голос человека в белом халате. — Теперь все будет в порядке, хотя твоему похмельному состоянию не позавидуешь. Давай-ка мы добавим снотворного — теперь тебе лучше часик-другой поспать…
Следующий раз она проснулась в палате. Голова уже так не болела, но тело было как ватное, а глаза никак не могли сосредоточиться на предметах. Наташа лежала, бездумно уставившись в потолок и ощущая лишь сосущую пустоту внутри. Потом всплыла мысль и стала настойчиво стучаться в голове: «Как же я угодила в больницу? Я же теперь наркоманка! Никто не поверит, что это случайно».
Спустя еще какое-то время в поле зрения появилась светло-русая голова высокого человека. Он взял ее за руку, и она с удивлением и внутренним облегчением узнала Славу. Он держал ее руку, что-то ласково ей выговаривая, а она вдруг почувствовала такое безмятежное спокойствие, какое было только в детстве, когда, сидя на коленях у отца, она понимала, что все всегда будет в порядке, что папа защитит ее от всех невзгод и всегда можно будет спрятаться за его спиной или укрыться в больших объятиях. Она пыталась что-то возражать Славе, но у нее не было сил, и она переложила все проблемы на его плечи.
Потом он ушел, а она еще долго предавалась ощущению внимания и заботы, оставшемуся от разговора. «Он совсем другой, чем пытается выглядеть. Оказывается, в нем столько человечности». Наташе припомнились ее многочисленные поклонники, из которых и выбрать-то толком было некого. Одни рвались только к ее телу, другие были некрасивы или противны чем-то, а третьи — элементарно тупы. Впервые красивый мужчина отнесся к ней чисто по-человечески, почти по-отечески… С этими мыслями о Славе она и уснула.
А потом началось непонятное. На следующий день она напрасно прождала прихода Ярослава. После обеда ее навестила Вера с инструкциями по разруливанию ситуации и просьбой больше не чудить. Выйдя из больницы, Наташа первым делом поспешила к Славе со словами благодарности, но натолкнулась на стену прежней холодной, официальной доброжелательности. Ей ничего не оставалось делать, как играть предложенную роль и ждать санкций сверху. И только в кабинете директора до нее стало доходить, что Ярослав все вывернул наизнанку: якобы это он спланировал эксперимент и выдал ей наркотик, и он же не проследил за правильным выполнением эксперимента, чьей жертвой стала она, Наталия Березина. И подано это было так, что все ее возражения звучали как детские капризы.
«Вот, оказывается, какова цена моей спасенной карьеры. Как он посмел так играть со мной? Нет, я не могу здесь больше оставаться — это какая-то подачка! Напишу заявление об уходе из аспирантуры — найдется чем другим заняться!» Она уже бежала к себе в лабораторию. Взяла лист бумаги и стала писать: «Профессору… Прошу отчислить из… по семейным обстоятельствам…» Стандартные слова быстро ложились на бумагу. Наташа упрямо смахнула слезу и поставила подпись.
Пробежка до кабинета Пустосельского окончилась у запертой двери. Наташа долго стояла, уставившись на ручку двери, и думала о Ярославе: «Нет, так это ему не сойдет! Все он просчитал. А меня он не просчитает! Мне надо высказать ему все в лицо и посмотреть в его холодные, надменные глаза!» Она метнулась, разыскивая своего спасителя-обидчика. Вера сказала, что все уже уходят, а Слава, скорее всего, сейчас у себя дома, и добавила:
— Адрес, если ты ему трепку тет-а-тет хочешь устроить, можно у Игорька узнать, тот еще у себя.
Теперь, накачивая себя возмущением, Наташа мчалась с автобуса к большому серому дому, высказать все, что она думает о Ярославе. «Да, домик — так себе. Хорошо, что подъезд открыт — встреча будет внезапной». Она хотела заглянуть в его глаза, пока он не успел отгородиться своей пуленепробиваемой стеной вежливости. Уже выйдя из лифта и надавив кнопку звонка, она вдруг с испугом подумала: «А если он не один — с приятелями, родителями или женщиной?» По слухам, он жил один, но мало ли что сплетни говорят. «Все равно выскажу ему все и уйду!» После долгого ожидания дверь загремела замком и медленно открылась.
— Ташенька?! — Перед ней, слегка покачиваясь под звуки тяжелого рока, стоял взлохмаченный Ярослав, на лице у которого расплылась удивленная улыбка.
