— Если вы возьмете на себя приготовление обеда, я смогу подобрать вам литературу прямо сейчас.
Прошла неделя, потом еще одна.
Приближалось осеннее равноденствие.
Ночные заморозки раскрасили золотым и алым листья на деревьях, и окончательно выстудили воду в ручье неподалеку.
Грин осваивал хозяйство, понемногу привыкая к электрическим светильникам вместо подгорных кристаллов и ламповых светляков, к необычной планировке дома — без большой каменной печи, зато с электроплитой и отдельной кухней, к периодическому шуму генератора.
Мастер Серазан дал ему книги, но электронные — показал, как пользоваться датападом, и Грин часами замирал перед маленьким, с ладонь величиной, экраном, читал, понимая с пятого на десятое, отказывался расставаться с прибором, заботливо выставлял на солнце, чтобы вовремя подзарядить батареи, и даже спал с ним под подушкой.
Статья о том, что невидимый свет разлагается на радугу, окончательно довершила растление парня. Он и раньше колдовал спонтанно, а тут взялся проделывать свои фокусы осмысленно. Ни с того, ни с сего воздух перед Грином мог засветиться, засверкать солнечными зайчиками, выпасть на пол разноцветными осколками. Иногда рядом с парнем слышался треск или свист. Один раз Грин ухитрился здорово обжечься об свое колдовство, но любопытства не потерял. Рыжий напоминал ребенка, который мечется по магазину, хватая с полок то одну, то другую, игрушку, тут же отбрасывая взятое, потому что следующая кажется еще ярче.
Серазан баловству не мешал, только в свободное время по возможности незаметно наблюдал — что-то еще сумеет вытворить начинающий маг с основами физики? И, конечно же, объяснял обещанные ученику слова.
Выглядело это забавно: взъерошенный Рыжий почтительно подходил к Мастеру и спрашивал очередное непонятное: а что такое «гамма-излучение?» Тесс поправлял произношение, находил в справочнике нужную статью и отсылал ученика подальше, свирепо запрещая воспроизводить явление. Грин, завороженно глядя в экран, уходил, чтобы часа через два вернуться с вопросом про атомные решетки.
В следующие дни по тарелке Грина зерна каши прыгали, складывались в прихотливые узоры и структуры, а сам Грин имел вид счастливый, но полностью обалдевший.
Безумие приостановилось, когда пришло время идти в деревню за продуктами. Тесс посмотрел на Грина, который от бурления знаний уже только что на деревья не натыкался, решительно конфисковал игрушку, вручил корзину для продуктов и выставил из дома. Грин сумасшедше огляделся вокруг, добрел до первого же солнечного пригорка и уснул часа на два.
А потом он прошелся по округе, пообщался с людьми, и внезапно для себя оказался в странной ситуации, когда люди не понимали некоторых произносимых слов. Это огорчало. Причину парень понял только на обратном пути: в языке Тесса было много терминов для понятий, не знакомых миру Грина, и теперь Рыжий разговаривал, периодически спотыкаясь на том, что в книгах Мастера выражалось одним коротким словом, а в простой речи — длинным и запутанным предложением.
Например, объясняя, почему надо давать Лозовое зелье только раз в день, он, периодически забываясь, говорил «передозировка», что в родном языке можно было передать только словами «слишком много будет», то есть привычно, но неточно, и Грин, упорно не замечая косых взглядов, вновь и вновь возвращался к ученому языку.
Он спрашивал, что нужно, ворожил, уходил, а за его спиной клубились и росли очередные слухи.
Округа была счастлива. Людям было о чем поговорить — о том, что Черный, конечно, сволочь, но Рыжего учит исправно, и то ладно; о том, что ученик малость изменился, и глаза у него потемнели даже, а раньше-то какие были ясные, голубые глазоньки, а теперь вроде позеленели, и обликом ученик строже стал и суровее; о том, что если черный кот перебежит тебе дорогу, то это к беде, потому что в облике черного кота ходит сам старый колдун; о том, что надо бы своевременно приносить сыр и молоко к плоскому камню на развилке лесных троп, потому что вчерась вот ученик Мастера как сказал что-то свое, увлекшись, так все молоко в доме и скисло.
* * *
Жизнь с новым помощником входила в колею.
Иногда Тесс поднимал-передумывал обстоятельства его появления и начинал тихо изумляться, как можно было пойти и притащить в дом практически первого встречного, но Грин в этом самом доме смотрелся на редкость органично, жить не мешал, охотно и с удовольствием готовил, а когда приходил с вопросами, слушал объяснения и благодарил, Серазан вовсе забывал ломать голову над вопросом, зачем же ему понадобился этот парень.
Он заодно понял, зачем, кроме собственно работ по хозяйству, его держал Дорр. Старый Вульфрик тоже веселился в первые недели, то в очередной раз наслаждаясь почти цирковым номером «инженер с топором», то объясняя жертве прогресса, что жуткая кровавая требуха — это вообще-то ливер, а действующее вещество тех, этих и всего класса еще и этих таблеток содержится — гляди и учись, технарь хренов! — вот в таких листьях и еще вот в корнях, только другого растения.
А теперь и Тесс получал свою долю удовольствия, когда рыжее чудо уже вторую неделю демонстрировало непроходящий детский восторг, осваивая общеобразовательную программу естественных наук. И тихо гадал — что же будет, если Грин доберется до университетского курса?
С таким азартом-то…
Грина хотелось обозвать то ли студентом, то ли еще как-то… до студента он, впрочем, не дотягивал, для школьника был староват, и как-то незаметно, наверное, в ответ на обращение «мастер», превратился в сознании Серазана в «ученика».
Правда, приходилось время от времени напоминать себе, что юношу, хоть тот и вписался в ежедневный быт с такой легкостью, словно всю жизнь тут и был, надо все-таки направлять в отношении выбора более нужных дел. Лучше всего удавалось спихивать на ученика заботу о хлебе насущном — особенно когда дело касалось необходимости что-то выменять или купить.
Местный житель в этом деле был как нельзя кстати.
Поэтому вскоре Грин стал уходить «в люди», приносить пользу, а Тесс получил возможность, как прежде, надолго уходить в лес за добычей, в любой час заваливаться поспать, а иной раз на целые часы зависать в мастерской, пользуясь тем, что его никто не дергает, отвлекая вопросами и чудесами.
В мастерской же исправно работал радиоаппарат, раз или два в день Серазан, уважая просьбу ушедшего, даже пытался что-нибудь на нем поймать, тихо вздыхал, что Дорр в свое время не стал усложнять конструкцию блоком автоматического поиска сигнала, через день пробовал вызов…