Все длится какое-то мгновение. И вот – передо мной прежний, добродушный, внимательный Морк, рубаха-парень, парень-акваланг, если можно так выразиться. Спаситель, помощник, надежа и опора сухопутного недотепы, заплутавшего в соленых глубинах.
- Нагаси бина – бумажные куклы, - тараторю я, - в Японии их пускали вниз по реке в первый день змеи, чтобы отвести беду от ребенка. Аптекарь – не спрашивай, почему я его так назвал, может, потому, что мы с Адой познакомились, гм, у аптечного киоска, а он был где-то рядом, я не знаю, я только чувствую, что был, - Аптекарь делает их из живых людей... и не только из людей. Он умеет отводить СВОИ беды на наши головы, это его умение действует столько лет, что портит… экологию. Да, экологию. Он словно огромный могильник в беззащитном мире, его влияние слабое, но оно копится, копится, пока не начинает убивать. Я его видел… там. Только не знаю, где. Больше я ничего не понял, но я постараюсь, я могу попробовать еще раз, вот только посплю – и…
- И поешь. И еще поспишь. И так – много-много раз. Потому что ты нам нужен ЖИВОЙ. – Голос Ады звучит размеренно и глухо, точно надтреснутый колокол.
- Он увидел… отца лжи? – изумленно спрашивает Морк.
- Отец лжи? У фоморов тоже сатана имеется? – поражаюсь я.
- У фоморов имеется привычка воровать у людей красивые названия! – посмеивается Морк. – Ты что думаешь, мы сами назвали себя фоморами, выдумали имена своим богам, назвали старых жаб вроде Мулиартех матерями рода и всякое такое?
- Почему нет?
- Да потому, что мы не нуждаемся в словах! – Морк уже хохочет. – Как ты себе это представляешь, под водой-то, при давлении в тыщу атмосфер, мы бы стали разевать пасть, языками рыбьими артикулировать, пузыри пускать?
- Так что, телепатически общаетесь? – хватаюсь я за первую попавшуюся теорию.
- Ага, телепатически. Телефонически. – Ада с ходу подключается к избиению человеческих младенцев в лице меня. - Если слова не нужны, какого Ктулху телепатировать? Говорили же тебе – море растворяет в себе ВСЁ, что мы думаем и чувствуем. И в море фоморы – одно. Словами мы пользуемся только здесь. Но изобрели их люди. Мы просто думали вместе. Пока не пришло время выйти на сушу. У людей уже была вполне развитая мифология, мы ее сперли и приспособили для собственных нужд.
- Тогда кто такой отец лжи?
- Ты сам сказал – сатана. Он портит наши сети, впускает в умы людей опасные мысли, отравляет море, оно немеет, мы теряем силы, мы не можем думать, наше Главное Дело страдает.
- А я думал, это мы травим воду всякой дрянью… - задумчиво киваю я.
- Никакая нефть, никакие радиоактивные утечки не могут замутить мысль моря. Но отец лжи – может. И делает это давно. Слишком давно, чтобы успокаивать себя и дальше. Чтобы не замечать: наша бездна больна. – Ада обессиленно присаживается у меня в ногах. Я чувствую, как от нее веет холодом. Тело ее вообще холоднее человеческого, но сейчас оно, словно у замороженной… рыбы. Меня пробирает дрожь. – Хочешь выпить?
- Я хочу! – громогласно объявляет Морк. – Ада, что я могу ИМ сказать?
- Что ты вляпался по самые жабры! – отрезает она. – Что ты идешь с нами туда, откуда никто не возвращается. В мир отца лжи. В мир, япона мать, Аптекаря-кукольника.
- Хорошо! – даже как-то радостно соглашается Морк. – Когда?
- Когда узнаем, что это за мир такой. И как найти в него дорогу. Когда Марк сможет проложить тропу.
- А чего тебе налить? – этого парня ничем не испугаешь.
- Чего угодно. Но покрепче.
- Алоха! – и он уходит вперевалку, как настоящий моряк. Мореход. Откуда это новое имя? Кто такой… Мореход?
* * *
Мужчины в любом мире – мужчины. То есть совершеннейшие бестолочи и торопыги. Ведь объяснила же я Марку: нельзя уходить из этого мира, не отдохнув от прошлого путешествия. Нет, ходит за мной и канючит, что ему надо «еще разочек попробовать». Угробить себя решил. На благо общей победы. Александр Матросов, блин.
Люди относятся к собственному мозгу так же, как к дикой природе: сколько оттуда ни черпай, там не убудет. А значит, можно грести и нести, и сразу же возвращаться за добавкой. Причем без разницы, удовольствие или работу ты «хищнически потребляешь». И коли мозги (природа) не принесут тебе желаемого, нужно колотиться в дверь и ныть, покуда не откроют и не швырнут тебе в лицо вожделенную добычу: да на! Только отстань!
Сиюминутная выгода кажется мужчинам нужнее долгоиграющей пользы.
Когда Марк меня особенно достает, я спрашиваю: зачем ты хочешь вернуться туда? Узнать подробности? Не узнаешь! Потому что пророчества – не сериал. Прежде чем получить ответ на вопрос – нет, Ответ на Вопрос, с прописной, чтоб ты лучше осознал величие и того, и другого – ты должен перестать быть человеком. Ты должен остудить свою кровь. Ты должен забыть местоимение «я». У тебя больше не будет «я». Ты задаешь Вопрос не от своего имени – от имени бездны. И тебе важнее, чтобы Ответ поняла она, а не твой суетный человеческий ум.
А чего хочешь ты? Сейчас чего ты хочешь? Удовлетворить любопытство? Выяснить детали? Подорожную потребовать?
Не получишь. Ничего из этого пророчество тебе не даст.
Снова будут обрывки истории без конца и начала, неведомые существа и непонятные диалоги. Потому что реальность – не фильм и даже не сериал. Ты будешь тыкаться в ее огромное пространство, точно слепая креветка в бок кита, отыскивая «то самое место», о котором ты помнишь только… А что ты вообще помнишь?
И тогда Марк заводит глаза. И начинает рассказывать. И я чувствую: он ПОМНИТ. Помнит достаточно, чтобы вернуться именно в то место и в то время. А самое страшное: его туда ПРИГЛАШАЮТ. Его там ЖДУТ. Совершенно невообразимый тип, в котором ни я, ни Мулиартех (наконец-то вышедшая из приступа старческого кокетства «Ах, моя миссия на земле окончена, дальше вы уж сами, зачем вам старый морской змей, бездна зовет меня, бу-бу-бу…») не можем распознать ни друга, ни врага. Типа зовут Мореход. И он – не человек. Но и не фэйри.
Самая мысль о Мореходе вызывает ломку. Почти наркотическую. Не только Марк – даже я и Морк страдаем от невозможности немедленно отправиться во «вселенную Марка» (а что? название как название…). Мне и Морку она вдвойне интересней, чем нашему провидцу. Потому что там – новая бездна. Чужая. Не наша. Своя собственная бездна. И если у фоморского рода осталась хоть капля воинской, захватнической, жадной тяги к новым территориям, то вся она бурлит в наших жилах. И делает нас суетливыми дураками.
Но я это прекращу. Пусть даже не заикается про «какие-нибудь стимуляторы» и про «надо придумать новый вопрос, чтоб пробрало». Будет есть, спать, смотреть телик и гулять со мной по набережной местной полудохлой реки, подпитываясь нужным настроением. Пиво, шашлыки, ситро, мороженое. И никаких энергетиков.
