Алёна Харитонова - Охота на ведьму

И, конечно, почуяв свободу, Рогон задался целью попасть в одну из колдовских пустыней учеником. Он был настойчив, а потому добился своего. Именно в пустыни мы познакомились. Науку ведьмаческую Рогон схватывал на лету, а потому задержался у нас ненадолго. Однако мы успели сдружиться. Наверное, потому, что были ровесниками. По эльфийским меркам я был юнцом, желторотым и неоперившимся, для бессмертных двадцатилетний возраст — есть нечто забытое и неимоверно глупое. А среди людей я был равным.

Скоро новый друг мой покинул пустынь и отбыл к чернокнижникам. В колдовских кругах его встречали хотя и настороженно, но всё-таки с радостью — обучать того, кто легко постигает любые, даже самые сложные таинства — удовольствие. Да и друг мой обладал на редкость незлобивым, уживчивым нравом.

Как-то по осени в пустынь нашу пришла юная, талантливая и бессовестно красивая девушка, с именем, созвучным пению весенней капели — Итель. Она была замкнута, резка, очень зла и неистово хороша собой, а из-за этого преступно маняща. Многие ухаживали за ней, но всякому прелестница давала такой яростный и жестокий отпор, что вскорости подначки и посягательства прекратились. Да и не хотелось никому связываться со злопамятной и очень изобретательной ведьмой, которую неизвестная наставница воспитала в дикой флуаронской глуши. Я же, как и всякий эльф, был слишком надменен и горд, чтобы пылко ухаживать за какой-то там дерзкой „человечкой“, бабочкой-однодневкой. Однако ни гордость моя, ни наследная спесь не мешали тайком любоваться ею. Никогда — ни до, ни после — не видел я глаз такого цвета.

А через полгода в пустынь вернулся Рогон. И вот, друг мой за седмицу добился того, чего многие не могли добиться месяцы — красавица посмотрела на него благосклонно. Помнится, он заинтересовался тем, как она подчиняла себе летучих мышей. Можете не поверить, но я уверен, он не заметил ни фиалковых глаз, ни ослепительной красоты, только этих мышей, которые готовы были делать всё, что ни прикажет юная ведьма. Стоило Ители повелительно махнуть рукой, и летучие бестии становились послушными, словно натасканные псы. И Рогон, конечно, стал учиться. И научился. А уж когда научился, должно быть, всё-таки заметил, что у „наставницы“ его есть на что полюбоваться и кроме мышей.

Итель полюбила друга моего слепо и бездумно. Но, когда Рогон предложил ей руку и сердце, вдруг наотрез отказалась, выставила его прочь и даже не стала дослушивать признание. Я думал, молодой волшебник не переживёт отказа, он был воистину чёрен лицом и полон отчаяния. А ещё не находил в себе сил оставить Итель, не выяснив причину её отказа. Он — отпрыск известного аристократического рода — более всего казнился высоким происхождением своим, думая, что именно оно послужило причиной отказа гордой ведьмы. Я не мог более смотреть, как друг мой терзается и тает, а потому вызвался помочь.

Мы, эльфы, красноречивы от рождения, и я был уверен, что не потрачу много времени на уговоры, однако вопреки ожиданиям моим, Итель рассказала всё без увещеваний. Да и с кем ей было поделиться, как не с подобным себе? Тогда я очень пожалел, что оказался в своё время надменным дураком. А ещё понял — вот она, любовь, только протяни руку. К сожалению, любовь эта не могла мне принадлежать, хотя и была такой же вечной…

Оказалось, неизвестная мать бросила новорожденную Итель на окраине леса. Наверное, девочка погибла бы от голода или иной напасти, но её подобрала ведьма. Эта же ведьма воспитала, да и научила Древнему Колдовству, такому, коего не знали даже наставники пустыни. Итель говорила, будто тайну её крови наставница раскрыла по тому, что девочка никогда не болела и была не по-человечески красива, даже в том возрасте, в котором каждый подросток становится нескладным и прыщавым.

Конечно, Рогону знать обо всём этом было никак нельзя. Итель очень любила его, а потому понимала — эта её любовь не продлится долго, когда-то придётся уйти, а как бросить того, кем живёшь? Десять-пятнадцать лет, и он начнёт стариться, болеть, а она так и будет молодой и прекрасной. Сказать правду, признаться? Тогда Рогон бросит её сам. Нет, не потому, что побрезгует полукровкой, а потому, что не позволит ей страдать и видеть, как медленно угасает любимый человек. Он бы не допустил для неё такой жуткой участи. И вот Итель не знала, как поступить — то ли махнуть на всё рукой, солгать и жить коротким счастьем, то ли бежать от него, пока не поздно. Мне было жаль её. Жаль эгоистичной эльфийской любовью. А потому я предложил ложь. А она согласилась, поскольку хотела услышать именно это.

Они остались вместе. Я наблюдал со стороны чужое счастье и понимал, что всё больше и больше теряю голову. Это было стыдно. Я старался реже видеться со своими друзьями, чтобы не быть раскрытым. И, наверное, преуспел. Во всяком случае, она, кажется, не догадывалась.

А уже потом, много позже произошло всё прочее — попытка Рогона призвать Совет к единению с чернохитонщиками, изгнание и отшельничество в Кин-Чиане, в самой чаще леса, куда влюблённая пара удалилась от мира. Закончилось же всё тем, что я совершил глупость. Это произошло так…

Аранхольд и Эйлик — однокашники Рогона по Академии — попросили устроить им встречу с давним приятелем. О, если бы я только мог предвидеть, чем обернётся эта безобидная просьба! Увы, для этого следовало быть старше и умнее… Но мне исполнилось всего двадцать, и я был непроходимым дураком. А посему созданная мной молния-попутчица привела этих двоих в кин-чианскую чащу.

Как потом оказалось, честолюбивый Аранхольд предложил Рогону поднять восстание против Совета. То был хитрый и беспроигрышный ход. В том случае, если бы друг мой на него согласился. Да только друг мой был не таков и, конечно, отказался. И не постеснялся при этом в словах. Он не жаждал власти, а потому не собирался воевать.

Тогда-то его и убили. Да, да, не смотрите на меня так недоверчиво. Арнхольд недрогнувшей рукой вонзил ему в спину нож, пока Эйлик отвлекал разговором. Беда в том, что маг всегда готов к нападению другого мага, но никогда не готов к нападению человека. И Рогон не ожидал, что друзья-волшебники по-людски подло ударят его в спину…

Мы — друзья его — появились лишь тогда, когда всё уже случилось. Эйлик едва не надругался над Ителью, а Аранхольд умертвил Рогона. Фиалка (так мы её называли) была похожа на безумную. Я и вправду боялся, что она помутится рассудком. Но, к счастью, наш кин-чианский друг по имени Зен-Зин был очень хорошим чернокнижником. Он умел воскрешать. Но колдовство это не магия, нельзя кого-то исцелить, не пожертвовав при этом собой или кем-то ещё. Для обряда нужен был жертвенный. И, конечно, я вызвался передать свою Силу Рогону. Вот только Итель не дала своего согласия. Она, хотя и была такой же юной, но оказалась гораздо дальновиднее.