— Что с парнем? — спросила я у дока.
— С ним всё будет в порядке, — ответила она, подняв на меня взгляд. — У него психическая травма, но думаю, что нам удастся сделать так, чтобы он не страдал от её последствий. Мы сотрём этот эпизод из его памяти.
— А где наш ревнивец? — усмехнулась я.
Док улыбнулась.
— Улетел. Они с Кариной дуются друг на друга, как малые дети.
Я подошла к Карине и погладила её по русалочьим волосам, распущенным по спине. Она доверчиво прильнула щекой к моей руке.
— Мамочка… Я даже не подозревала, что он такой жестокий. Он даже не позволил мне ничего объяснить. Ведь у нас с Герхардом ничего не было!
Я заглянула ей в глаза.
— Уже жалеешь, что вышла за него замуж?
Она вздохнула.
— Не знаю… Он такой сильный и по-настоящему меня любит. Но порой он меня пугает. Откуда он знал, что я в кафе с Герхардом? Мне кажется, он следит за каждым моим шагом. А если он за мной следит, значит, не доверяет!
Алекса я нашла в двух кварталах отсюда, на крыше высотки. Он угрюмо стоял на краю крыши и созерцал с высоты городской пейзаж. Отблеск вечерних огней города озарял его нахмуренный лоб.
— Натворил ты дел, — сказала я, опуская руку ему на плечо.
Он мрачно молчал. Я слегка сжала его плечи.
— Ну, чего ты, старина? Неужели ты сам не мог понять, что у Карины с этим парнем ничего нет? Разве обязательно было так неистовствовать?
Он проговорил с горечью:
— Она меня боится.
— Сам виноват, — сказала я.
— Знаю, — вздохнул он.
— Ты что, правда за ней следишь? — спросила я.
— Да не слежу я, — мрачно отозвался он. — Дел у меня, что ли, других нет? Просто хотел сделать ей сюрприз… — Он достал из кармана свёрток. — Вот, подарок ей нёс. А когда увидел, что она с этим парнем, у меня в голове как будто всё вскипело.
Я усмехнулась.
— «Вскипело»… У тебя что, вместо головы чайник?
Уголок его рта дрогнул в усмешке.
— Да нет, просто… девчонка она ещё. Может, не перебесилась…
— А кто тебя заставлял жениться на девчонке? — Я провела ладонью по его гладкому затылку. — Остуди свой чайник, старик, и лети скорее к ней мириться.
Он неуверенно пожал плечами. Я сказала:
— Если хочешь покорить её сердце, будь не жестоким и неистовым, а нежным. Ведь ты умеешь, если захочешь. У тебя это так трогательно получается.
Я вернулась к Карине. Она сидела, нахохлившись, как грустный воробышек, и думала об Алексе. Вскинув на меня взгляд, она робко спросила:
— Он очень на меня сердится? Я знаю, мне не надо было идти с Герхардом в кафе.
Сердился ли Алекс? Полагаю, слово «сердиться» здесь не очень подходит. Его не было два часа, и Карина вся извелась. Мы с доком успокаивали её, как могли, но она не успокаивалась, пока за дверью не послышалась поступь того, о ком она думала. Он вошёл, неуклюже и робко прижимая к груди букетик эдельвейсов, за которыми он летал высоко в горы. Увидев его, Карина порывисто вскочила, но не решалась сделать шаг ему навстречу. Он тоже замер, вглядываясь в неё: боится или нет?
— Ой, какая прелесть, — сказала Карина, протягивая руку к эдельвейсам. — Это мне?
— Тебе, малыш. — Алекс шагнул к ней и вручил ей букетик.
Карина схватила цветы и прижалась к груди Алекса.
— Прости меня, я тебя очень люблю, — выпалила она скороговоркой.
— Это ты меня прости, моя маленькая. — Алекс с неуклюжей нежностью обнял её.
— Удивительно, как суровые скалы могут производить на свет такие нежные цветы, — проговорила док Гермиона задумчиво.
Глава 11. Может быть, мне это удастся
11.1. О вреде курения
Шестиклассница Лена осталась дома одна и решила побаловаться с сигаретой. Она вышла на балкон в своей квартире на девятом этаже. Конечно, она не могла знать, что по краю крыши соседнего двенадцатиэтажного дома разгуливает худая и бледная женщина в чёрном облегающем костюме. Её сапоги с высокими каблуками ступали по парапету в такой опасной близости к краю, что у Лены ослабели коленки и похолодело в животе, а сигарета застыла между пальцев. Женщина между тем заметила Лену, остановилась и присела на корточки, облокотившись на колени. Она находилась в таком шатком, леденящем кровь равновесии, что качнись она чуть вперёд, и… Подумать страшно. Чёрная щель её рта растянулась в улыбку, и она сказала:
— Что, Леночка, одна дома?
Её голос прозвучал очень близко, как будто она это сказала Лене на ухо — девочка даже вздрогнула. Не успела она удивиться, откуда эта страшноватая особа знала её имя, как произошло новое холодящее спину чудо. Незнакомка пружинисто подскочила и совершила головокружительный длинный прыжок с края крыши прямо на перила балкона — никакому каскадёру этакий трюк не снился. Балкон был не застеклённый, и поэтому она беспрепятственно приземлилась на самые носочки сапог, бесшумно спустила ноги на балкон и оказалась прямо перед Леной. Было трудно понять, старая она или молодая: единственная седая прядь в тёмных волосах свешивалась ей на лицо, но на её бледной коже не было видно морщин, из чего Лена сделала вывод, что незнакомка — всё-таки молодая. Её губы были такие бледные, что рот казался чёрной щелью. Красива ли она была? У неё были большие светло-голубые глаза с тёмными ресницами и тёмные брови, и во всём её лице проступало что-то мальчишеское, вызывающе-упрямое. Взяв сигарету из онемевших пальцев Лены, бледная незнакомка поднесла её с своим губам, затянулась и выпустила дым колечком, а потом выбросила сигарету вниз с балкона.
— Не надо, Леночка. Лучше не пробуй. Давай-ка сюда и пачку.
Лена ошеломлённо отдала ей всю пачку, и незнакомка с седой прядью сунула её в карман своей куртки.
— Не порти себе здоровье смолоду.
Погладив Лену по голове, она поцеловала её в щёку прохладными губами. Снова взобравшись на перила балкона, незнакомка прыгнула обратно на крышу и исчезла.
11.2. Пианино против телевизора
Жарким летним вечером родители были дома. Папа смотрел телевизор, мама варила на кухне земляничное варенье. Балкон был открыт. Лена сидела за пианино, но не играла: она косилась на залитую солнцем крышу соседнего двенадцатиэтажного дома. По её спине бегали мурашки.
Предчувствие её не обмануло: на краю крыши Лена опять увидела её, эту женщину. Та стояла, широко расставив ноги в сапогах с высокими каблуками, и улыбалась Лене чёрной щелью рта, а ветер шевелил на её лбу седую прядь. Втекавший через открытую балконную дверь воздух колыхал белый тюль, а потом ажурная ткань отдёрнулась в сторону: женщина вошла в комнату. Седая прядь свешивалась ей на лицо. Лена обмерла: странная женщина, не сводя с неё жутковатых светлых глаз, шла прямо к ней, высокая и стройная, как фотомодель, и толстый ворс ковра заглушал стук её каблуков. Сапоги у неё были не однотонно чёрные, а с рисунком наподобие змеиной кожи, куртка — точно такая же. Несмотря на весь свой ужас, Лена подумала: как ей не жарко в кожаной куртке в такую пору?
