— Этот сон… — начал караванщик, собираясь спросить: "Ты призвал меня к себе, чтобы сказать что-то важное?", но произнесенное богом солнца —
— Ты не спишь.
— заставило его умолкнуть, удивленно воззрившись на своего собеседника.
— Но… — ему представлялось невозможным, чтобы окружавшее его было не миражем — одним из отражений мира сновидений, слишком уж нереальным казался красный город, возле которого он оказался.
— Не спорь с ним, смертный, — заговорил тот, второй, который, до этого мига невидимый, стоял рядом с повелителем небес. Это был могучий, широкоплечий, с горевшими демонским огнем глазами воин, чем-то похожий на снежного разбойника, — у нас нет на это времени.
— Но если это не сон… Как я сюда попал? — Евсей лихорадочно закрутил головой, стараясь найти хоть тень родного края на лике неизвестных земель. — Где я?
— Ну вот, опять вопросы! — недовольно пробурчал чужак. — Право же, от смертных одни проблемы — они ничего не делают, пока не поймут, что происходит, боясь ошибиться. Разобравшись же во всем, бездействуют в страхе, что своими поступками могут сделать все еще хуже! — замолчав, он несколько мгновений глядел на караванщика пристальным взглядом холодных не мигавших глаз, затем, чуть повернув голову к богу солнца, бросил: — Однако, если он действительно тебе нужен…
Шамаш кивнул.
— Ты стоишь у врат Куфы, — проговорил он.
— Куфы? — в ужасе прошептал караванщик. — Это — Куфа? — дрожавшим от нервного напряжения голосом спросил он. Его глаза взглянули на окружавший мир совсем по-иному, душа, не сомневавшаяся ни на мгновение в правдивости слов повелителя небес, искала все новые и новые подтверждения этому и, несомненно, находила их. Город, казавшийся еще мгновение назад прекрасным в своем божественном величии, померк, обретая черты самого жуткого из демонских творений. — Куфа… — облаком пара сорвался с его онемевших от холода губ вздох.
Евсей вспомнил. Вспомнил все, что предшествовало этому странному страшному сну наяву. "Конечно, Куфа. Ведь именно сюда, как говорили небожители, собирался отвести Губитель Мати. Но… — он вновь огляделся вокруг. — Где же девочка? И кто этот странный спутник Шамаша, похожий одновременно на небожителя и демона?"
Бог погибели не стал читать мысли караванщики. Странно, но ему почему-то просто не пришла в голову подобная идея. Впрочем, это было и ни к чему, когда все: чувства, мысли, вопросы, — и так отчетливо проступали черточками-символами на лице смертного. И повелитель демонов ответил:
— Мое имя Эрра. Или Нергал, если тебе так привычнее.
— Нер-гал?! - запинаясь, по слогам повторил Евсей и замер с открытым ртом и выпученными глазами, словно выброшенная из воды рыба.
В первый миг он решил, что незнакомец просто пошутил, решив столь неудачным образом напугать или удивить смертного. Но лицо чужака, его глаза если и несли в себе отпечаток какого-то чувства, то печали, а никак не веселья.
Летописец несколько мгновений в упор глядел на того, кто осмелился назваться именем Губителя, затем повернулся, чтобы взглянуть на Шамаша. Бог солнца, всегда такой чувствительный к любому проявлению лжи, оставался спокоен и безучастен, не возражая против того, что было сказано, словно все так и было на самом деле.
Но это не могло быть правдой!
Нет, летописец во многое был готов поверить. Но в такое… Это было выше его сил, когда все: и чувства, и мысли, — убеждали в обратном. Ведь Шамаш и Нергал — заклятые враги, а те, кого Евсей встретил на грани миров, походили скорее на союзников. Между ними не было ненависти. Хотя, возможно, они просто очень искусно скрывали свои чувства, прибегая для этого к помощи тех сил, которыми наделены лишь небожители. Но, свидетель последнего сражения бога солнца и Губителя, разве мог он поверить в то, что спустя мгновение, минувшее с тех пор в мире небожителей, они встретятся вновь не для того, чтобы биться не на жизнь, а на смерть, но лишь переброситься парой фраз?
Караванщик мотнул головой, прогоняя наваждение. Но даже когда тонкие нити недавней дремы порвались, выпуская Евсея из своих сетей, ему не удалось найти ничего, что объяснило бы случившееся, позволяя смириться с ним. Неужели все это на самом деле так? Что происходит?
Наверное, один из этих вопросов, все же, сорвался с его губ.
— Что происходит… — начал было тот, кто назвался Нергалом, но затем, замолчав, исподлобья взглянул на Шамаша. — Может быть, ты лучше сам все ему расскажешь? Тебя он привык слушать и слушаться, а мне только возражать — и душой, и разумом.
— Торговец, это может показаться тебе странным… — прервав свое молчание, заговорил колдун.
— Странным?! - начиная верить в то, что еще мгновение назад казалось совершенно невозможным, не выдержав, прошептал Евсей. Нет, это слово не отражало и самой маленькой толики того, что он чувствовал в этот миг. Караванщик находился рядом с Куфой — самым страшным местом для души, духа — но не трепетал в ужасе, умудряясь разглядеть в кошмаре нечто завораживающе красивое… Он стоял рядом с… Да что там, он говорил с самим Губителем! Но, несмотря на все то, что было, все те беды, которые Он принес и еще принесет каравану и всему земному миру, летописец на не испытывал к Нему ненависти, как ни стремился вызвать в своем сердце это чувства. Скорее, ему было жаль Врага. С чего это вдруг?
— Господин, — глядя на повелителя небес, взмолился летописец, — позволь мне верить в то, что все это лишь сон! Я не в силах принять такую явь, ибо она слишком невероятна!
— Многие склонны видеть сон в смерти, — не спуская с смертного внимательного взгляда задумчивых и несказанно грустных глаз, тихо проговорил Эрра, — но разве жизнь не подобна сну в куда большей степени? В мироздании все похоже… — вздохнув, пробормотал он. — Разница лишь в том, что приходит на смену: пробуждение, сон или смерть… Не обращай на меня внимание, караванщик, — заметив, что летописец не спускает с него удивленного взгляда широко распахнутых глаз, проговорил он, — сейчас я не более чем свидетель того, что должно произойти… Шамаш, — отодвигая в сторону задумчивую грусть, словно какую-то ненужную, надоевшую вещь, вновь став серьезным и решительным, повелитель демонов повернулся к богу солнца, — я понимаю, всем нам были необходимы несколько мгновений передышки, чтобы провести грань между прошлым и грядущим, отрешиться от первого и стать, пусть пока еще неполноценной, но, все-таки, частью второго. Однако позволь напомнить тебе, что у нас очень мало времени. И с каждым новым мигом становится все меньше и меньше.
— Да, — колдун кивнул.
