полученные за время жизни на холмах. Кроме того, на моей стороне было преимущество в скорости и ловкости.
О самом поединке можно сказать немногое. Казалось, что время прекратило свое движение, остановилось, превратившись в неподвижную, скрытую кровавой пеленой вечность. Стояла абсолютная тишина, нарушаемая лишь нашим хриплым дыханием, потрескиванием факелов да звуком скользящих по траве босых ног. Наши силы были почти равны, что делало невозможной быструю развязку. Дело было не в том, чтобы уложить соперника на лопатки, как это принято в соревнованиях на Земле. Нет, здесь состязание шло до тех пор, пока один или оба противника не рухнут замертво на землю, прекратив сопротивление.
До сих пор меня бросает в дрожь, когда я вспоминаю о том, каких усилий воли и боевого духа стоила эта схватка. В полночь, мы все еще стояли, уперевшись друг в друга плечами. Казалось, что весь мир утонул в каком-то кровавом тумане. Все тело превратилось в сплошной сгусток напряжения и боли. Некоторые мышцы просто онемели, и я перестал чувствовать их. Кровь сочилась у меня изо рта и из носа. Я наполовину ослеп от напряжения. Ноги стали дрожать, дыхание сбилось. Утешало меня лишь то, что Гхор был не в лучшем виде. Кровь также текла и из его рта и носа, да к тому же еще и из обоих ушей. Его грудь также ходила ходуном. Сплюнув кровавую слюну, он с рычанием, больше похожим на хрип, еще раз попытался вывести меня из равновесия и сбить с ног. Для этого он дернулся и стал еще больше нагибаться вперед.
Собрав в кулак последние силы, я вложил их в одно движение: перехватив выставленную вперед руку Гхора, я развернулся, перекинул ее через плечо и резко потянул на себя...
Нажим Гхора помог мне провести прием. Перелетев через меня, он рухнул на траву, приземлившись на шею и одно плечо, и затих. Мгновение я стоял в тишине, глядя на лежащего противника, а затем воздух наполнился криками котхов, признававших меня победителем. Но тут ноги мои подкосились, в глазах стало совсем темно, и я, рухнув на лежащего соперника, потерял сознание.
Уже потом мне сказали, что сначала все посчитали нас обоих покойниками. Много часов пробыли мы с Гхором без сознания. Как наши сердца не разорвались от такого напряжения — осталось для меня и для всех загадкой. Старики утверждали, что не помнили такого долгого поединка на арене за всю свою жизнь.
Гхору пришлось худо, даже по здешним меркам. В последнем падении он переломил себе плечо и раскроил череп, не говоря уже о других, менее значительных травмах. Что касается меня, то в моей грудной клетке оказались сломанными три ребра, а все суставы и мышцы настолько перетрудились, что я несколько дней не мог даже подняться с постели. Котхи лечили нас, используя все свои немалые познания в этом деле, но, пожалуй, в первую очередь своим выздоровлением мы были обязаны нашей природной живучести. Когда дитя природы оказывается ранено, оно либо быстро погибает, либо так же быстро выздоравливает.
Я спросил Тхаба, не будет ли Гхор ненавидеть меня за проигрыш. Вопрос поставил моего приятеля в тупик: до сих пор Гхор никогда не проигрывал поединков.
Но вскоре я понял, что могу не беспокоиться на этот счет. В один прекрасный день в мою комнату вошли шестеро воинов, аккуратно внесших на руках носилки, на которых лежал Гхор, перевязанный так плотно, что его едва можно было узнать. Но голос Медведя перепутать было невозможно. Он заставил своих приятелей принести себя ко мне в комнату, чтобы поприветствовать меня. Он не держал на меня зла. В его большом, простом, первобытном сердце нашлось место лишь для восхищения человеком, сила которого превзошла его собственную. Как только Гхора внесли, он тотчас же издал приветственный клич, от которого задрожала крыша здания, и выразил надежду, что мы вместе еще повоюем и зададим жару врагам нашего племени.
Его унесли, а он все продолжал восхищаться мною и строить планы на будущее. Неожиданно для себя я почувствовал нежность и симпатию к этому созданию природы, которое было куда ближе к человеку, чем многие так называемые цивилизованные обитатели Земли.
Итак, как только я смог стоять на ногах и самостоятельно передвигаться, я предстал перед Кхосутхом Головорезом, начертавшим над моей головой острием меча древний символ племени котхов. Затем вбждь собственноручно вручил мне знак воина — широкий кожаный ремень с железной пряжкой и передал оружие — мой кинжал и второй клинок — длинный прямой меч с серебряным эфесом. Затем передо мной прошли все воины, начиная с вождя. Каждый клал мне руку на голову и называл свое имя. Я должен был повторить его и назвать себя, произнеся свое новое имя — Железная Рука. Эта часть была самой утомительной — как-никак, а воинов было что-то около четырехсот. Но это входило в ритуал посвящения, и, пройдя его, я был таким же полноправным котхом, как если бы родился в этом городе.
Еще в башне, меряя шагами свою комнату, словно тигр в клетке, я многое узнал из рассказов Тхаба о котхах и о том, что им самим было известно об их собственной планете.
Это племя и другие, ему подобные, были единственой человекоподобной расой на Альмарике, хотя далеко на юге обитал таинственный народ, который котхи называли «яга». Себя же они именовали «гура». Это слово они применяли к себе так же, как мы на земле используем слово «человек». Множество племен гура населяло похожие на Котх города. В каждом из племен было три-пять сотен воинов и соответствующее число женщин и детей.
Ни один из котхов не совершал кругосветного путешествия, хотя, будучи охотниками, они уходили очень далеко от родного города. Кстати, пообщавшись со мной, кое-кто из племени стал называть свой мир Альмариком, то есть словом, которое принес с собой я с Земли. Далеко на севере лежала сумрачная страна
льдов. Люди в ней не жили, хотя ходили легенды о странных криках, доносящихся с ледяных гор, и о тенях, мелькающих по поверхности ледников. На меньшем расстоянии к югу возвышался гигантский каменный барьер, через который никто из людей никогда не перебирался. Легенды утверждали, что этот барьер опоясывал всю планету; поэтому-то он и получил название Кольца. Что скрывалось за Кольцом — не знал никто. Некоторые верили, что это — конец мира, а за ним — лишь пустота. Другие утверждали, что за ним расположено второе полушарие. Мне эта версия, естественно, показалась более логичной, но я,
