— Я смогу, Энн. Я просто знаю это. Интуиция, чутье… факты, о которых тебе знать не следует. Я могу…
— … изменить мое арохе? Сделать из двуликой только человека, старую женщину по имени Инесса? Это ты предлагаешь мне для сохранения жизни и власть? Уничтожить половину себя в самом прямом смысле. Убить меня. Убить Энн.
У меня руки дрожали. Ну почему она ставит вопрос именно таким образом? Энн я убывать не хотела, но ведь Инесса и есть Энн. Не могу я воспринимать это как убийство. О двуликих написано много разного, но я не могла воспринимать облики как две разных личности. У них одна память, одни знания. Разный облик — внешность, поведение, но сущность одна.
— Ну что ты молчишь, трясешься как нервная девица перед первым сексом. Скажи, ты действительно, можешь это?
Энн вцепилась в мою руку.
— Да. То есть… я не уверена… я могут тебя убить.
— Ты в любом случае меня убьешь. Не ты — так мангусты уже точно. Чего мне бояться? Кроме незнания, какая смерть хуже — полностью или пополам
— Если все получится, ты сохранишь свой Алмаз, — я уже сама не знала, чего хочу. Убраться отсюда поскорее. Ну к проклятому эту ответственность.
— Я не продолжала этот разговор, если бы не мой долг.
Ничего не понимала в долге. Кажется, у темных магов такого понятия, в отношении других арохе, а не себя и Таэрры, и нет.
Я оглянулась вокруг. Охранник все с те же слабоумным выражением склонился над газетой, легкий полумрак от неподвижного света магических ламп. Глупая карикатурная камера и отчаянно — обреченная Инесса в свободном черном платье с красным поясом.
Не заметила, когда она сменила облик.
Это ее ответ, согласие, то, что она не могла произнести вслух.
Я с ума сошла.
Я охватила созданием каждую, самую тоненькую ниточку, ее структуры. Сначала той, ложной, человека, а потом, сама не знаю как, увидела все одновременно. Прекрасную структуру двуликой. С тем самым завораживающим зеркальным цветком из потоков маэн всех стихий. Мне казалось, достаточно будет просто, одним движением, разделить пополам, но пришло понимание — тогда я убью женщину. Распутать этот сложный клубок, это связующее и центральное звено, не имеющее физического отражения. Найти, что принадлежит Энн, а что Инессе.
Время замерло. Это действительно не магия, меня не тошнило, не было больно, хотя я прикасалась к стольким чужим потокам.
Физического мира не было. Не было ничего, кроме паутины разноцветных, сияющих и матовых, ярких и тусклых, насыщенных и невзрачных нитей магической энергии. Не просто магической энергии — средства достижения целей мага, а дыханием Таэрры, ее жизнью, смертью и изменением.
Я была всем миром, когда на мгновение сливалась с Тьмой, еще одной его частью, недвижимой, незримой, безвольной, спокойной.
Я владела всем миром сейчас, я могла управлять и изменять. Была ответственно за него.
Я не знала, что лучше.
Я была Инессой. Ее стремлениями, мечтаниями. Ее застарелой болью от предательства мужа, ее отчаянной жаждой признания, ее выпестованной виной перед детьми, ее извечным страхом, ее неугасимой силой…
Я взяла и уничтожила структура Энн, закрыла глаза, но никак не могла избавиться от видения потоков, от их заманчивого притяжения.
Кажется, Инесса скулила
Испуганно открыла глаза, осмотрела женщину — вдруг я сделала что‑то не так, нанесла непоправимые последствия.
Все было нормально. Изменений никаких не заметно. Такая же тишина подземелий, едва слышное посапывание охранника, так раздражающе, Тьма меня побери, и скулеж Леди Алмазной земли, скрученной, обнимающей колени, со слезами на глазах.
— Спасла меня Тори, не сомневайся. Я обычный человек теперь, не к чему придраться, — она не подняла голову, не смотрела на меня, тихо бормотала. — Только, прошу прощения, не могу поблагодарить. Это выше моих сил. Я пока поплачу, потом успокоюсь. Приведу себя в порядок. Рассудок не потеряю, не беспокойся.
Я встала, щеки ледяные, ноги трясутся, и слово вымолвить не могу. Только хочется взвыть вместе с Инессой, почему‑то. И никакого триумфа.
Я медленно попятилась к выходу, не в силах оторвать глаз от помертвевшего лица бывшей двуликой.
— Надеюсь, мы никогда больше не встретимся, — наконец. она на меня посмотрела. С извинением и ненавистью. Старая, морщинистая, подобна поднятому мной мертвецу.
Это было больно.
— По отношению к тебе не справедливо, но не могу с собой совладать. Очень сильно ненавижу. Не знаю, кто ты, откуда в тебе эти чудовищные силы, и знать не хочу. Просто убирайся. Потому что мне так жгуче хочется пожелать тебе смерти.
— Это уже чересчур… — я прошептала.
Тьма, как же бесит, это ни на что не реагирующее мужское тело.
— Ты не арохе, Тори, ты нечто чуждое. Отвратительное. Всесильное. И одновременно ты глупая девочка. Худшее, что мог сотворить Лэйр Сартер — это оставить тебя в живых и сделать своей ученицей, вырастить тебя такую…
Она поникла. Вновь свернулась калачиком на скамье, и алый пояс платья, выглядел зияющей раной, раздирающей женщину пополам.
Охранника я напоследок убила. Он все равно всего лишь кукла, у которой со смертью Энн не было ни единого шанса. А Инесса уж сама придумает, как оправдать труп у своей камеры. Справится. Она у нас самоуверенная, неблагодарная…
Я убиралась прочь размашистым шагом, плевав на все скрывания, едва сдерживая слезы.
Инесса крикнула "прости" мне в след. Но за что мне прощать? Боль, стресс и все — такое, я не вправе винить бедную бабушку за слова, сказанные в расстроенных чувствах. Даже если эти слова показались мне так болезненно правдивыми.
Промозглый ветер освежил меня, выветрил прочь все смятенные чувства, распутал клубок противоречивых мыслей. Я расслабилась. Невозмутимо бродила по заляпанным мокрым снегом улочкам. Веселым таким. Эльфы достали из саквояжей теплую одежду, отстроченные мехом накидки и сапоги, и вновь вернулись к гулянию стайками. Хорошенькие, мелкие, как и обычно, только носы то ли от холода, то ли от выпивки покраснели. На одной из площадей, низкорослый человек разбрасывал пропагандистские листовки и читал речь об избранности людей.
А где, интересно, кричат об избранности Рода? Хотелось бы послушать аргументы. И чтобы успокаивали, а не вгоняли в необоснованное отчаянье.
Тьма, Тьма, Тьма! Что за дерьмо вся эта магия, что за дерьмо весь этот мир со своими глупыми запретами. Мне впервые за долгое время захотелось домой, к родителям, убраться прочь, от всей этой мерзостной силы.
— Смотри, пожар! — восторженный, визгливый голос ребенка оторвал меня от переживаний. И вправду, пожар в одном из домов скрывающихся за высокими синими елями, я не сдержалась и взглянула на потоки маэн.
