Между тем, вошедшие разделились. Шамаш замер у стены, опершись о нее спиной. Его взгляд, скользнув по собравшимся, остановился на девочке. Он улыбнулся ей, успокаивая, подбадривая, подмигнул.
"Все будет хорошо. Не сердись на меня, малыш. Я должен был уйти. Ты ведь понимаешь".
"Понимаю… — она вздохнула. — Вот только… С тобой все время происходит что-то особеное, интересное!…А я все пропускаю. Это не честно!"
"Я расскажу тебе".
"Твои истории живые. Они почти как настоящие. И, все же, почти — это ведь не совсем то… Я хочу, чтобы что-то произошло и со мной!"
"Неужели тебе мало приключений?"
"Конечно! Разве может их быть много?"
"Подожди чуть-чуть. Приглядись к происходящему вокруг. Может быть, все только начинается…"
"Да?" — она с подозрением глянула на него.
"Место, в котором ты находишься — необычное. Ты мечтала попасть в храм, зная, что чужакам сюда путь закрыт, чувствуя, что должно свершиться нечто особенное, чтобы твоя надежда исполнилась. И вот ты в самом сердце храма."
— Мне здесь не нравится, — скосив взгляд на камень, проговорила она.
— Я понимаю, милая, — вздохнув, проговорил караванщик, решивший, что девочка обращается к нему. Атену самому было невыносимо оставаться рядом с местом смерти. Но теперь было уже поздно уходить. Или, наоборот, слишком рано.
Тем временем к караванщикам, подошли Ри и Сати.
— Простите нас, — проговорил юноша, — поверьте, мы совсем не хотели, чтобы все так вышло…
— Вас заманили в ловушку, — кивнул Атен. Глядя на их лица, на которых, наверное, теперь навсегда останется след испытанного в плену, он понимал, что ужаснее того, что им пришлось пережить, просто не может быть. — Такова судьба. И слава богам, что все уже позади… Возвращайтесь в караван. Родители очень беспокоятся за вас.
— Позвольте нам задержаться на некоторое время, — попросил Ри, бросив быстрый взгляд на Ларса, который, сказав что-то Нинти, медленно двинулся в сторону священного камня.
Ри понимал, что именно сейчас решается судьба Керхи, ее жителей, которые перестали быть в глазах караванщика безликой серой массой, ведь среди них были и те, кого он считал своими друзьями — Ларс, Бур, Лика. Пережитое стало нитями, связавшими навек их память. И сейчас он не мог просто взять, повернуться и уйти, бросив их перед лицом неизвестности.
Хозяин каравана проследил за взглядом юноши. Его лицо побледнело. Воспоминания о недавней смерти, случившейся у него на глазах, были слишком свежи в памяти.
— Что ты делаешь! — воскликнул он.
Молодой горожанин, на миг повернувшись в его сторону, тихо промолвил:
— Я знаю, что делаю, торговец, — и продолжал свой путь.
Атен устремил взор на Шамаша, мысленно умоляя Его остановить шедшего, как ему казалось, навстречу смерти.
Но бог солнца лишь чуть наклонил голову:
— Это не только его право, но и долг, — проговорил он.
А затем все умолкли, замерли, ожидая, что будет дальше.
Ларс подошел к камню. Талисман стал еще чернее, глядя на наделенного даром недобрым взглядом множества вмиг покрасневших глаз, в которых светилась угроза.
В руках горожанина вспыхнул резким синим пламенем — отблеском холодных снегов маленький кривой нож. По залу разнесся толи вскрик, толи вздох, когда он рассек ладонь, которую, быстро окрасившуюся алой кровью, прижал к холодному боку камня.
Талисман не ответил на прикосновение ударом молнии. Однако в нем не стало больше и тепла. Воздух затрепетал, словно в смехе над глупостью человека, не сознававшего бесполезность своих шагов.
Не обращая ни на что внимания, Ларс продолжал терпеливо ждать. В его обращенных на камень глазах читалось сочувствие, губы чуть заметно шевелились, но не повторяя молитву, а нашептывая слова прощения, утешения и просьбы вернуться назад. Его сердце было открыто, душа распахнута…
И медленно, очень медленно камень начал оживать. Черные тягучие тени сползли с его боков, спеша убраться под землю, едва осознав, что здесь их больше ничего не ждет. Тепло вернулось в талисман и, одновременно, в души всех окружавших его людей. Покой был блаженно сладок, дыхание — ровным и глубоким. Наконец, камень залучился, вобрав в себя блеск доброго солнца. Хотелось вот так стоять, не спуская с него взгляда, забыв обо всем, веря…
…Войдя в зал, Бур сразу же увидел Лику. Не замечая более ничего, он бросился к подруге, упал рядом с ней на колени, прижал к груди.
— Солнышно мое! — прошептал он, глядя на нее лучившимися глазами.
Бур испытал ни с чем не сравнимое облегчение, видя ее живой и невредимой, убедившись, что с ней все в порядке. Он был счастлив находиться рядом с нею, чувствовать тепло ее рук, легкое дуновение дыхание…
— Бур, — она спрятала лицо у него на груди, — ты жив!
— Ты жива! Все хорошо, дорогая моя, а будет — просто замечательно. Я сделаю все ради того, чтобы наше будущее было светлым и радостным. Мы заслужили его.
— Ты — да, — она вдруг отстранилась от него, отвернулась в сторону, пряча горькие слезы, побежавшие по щекам. — А я… Я не достойна тебя, не достойна брата! Я не достойна счастья, которое ты предлагаешь мне, да и вообще жизни!
— Лика…
— Ты же слышал, что сказала госпожа Кигаль! Я — ее раба! Люди никогда не простят мне этого, никогда не поймут, что я ни в чем не виновата!…Мне лучше просто уйти, пока их гнев не пал и на вас с Ларсом.
— Что ты говоришь! Все будет совсем не так! Твой брат скоро станет новым Хранителем Керхи, и…
— Тем более! Все, Бур, все… Я… я просто хотела узнать, что с вами все в порядке…А теперь…
Бур похолодел. Ему совсем не нравились потерянно-обреченные нотки, звучавшие в голосе девушки. Он хотел успокоить ее, объяснить, но не знал, что сказать, как убедить, что она ошибается. И, хуже всего, он понимал, что в ее словах много правды. Лика — избранная богини смерти. Его собственное сердце, сколь бы горячо оно ни любило девушку, трепетало от одной мысли об этом, душа замирала в суеверном страхе перед именем своей грядущей владычицы. Какого же должно быть всем остальным?
"Но ведь наша судьба…" — хотел уже воскликнуть он, но остановился, прикусив губу. Он не мог рассказать Лике о том, что открылось в испытании. Не здесь, не рядом с чужими людьми, которыми…
Бур обернулся, ища, сам не зная кого. Его взгляд остановился на повелителе небес, который стоял один у стены зала, скользя отрешенным взглядом по застывшим на почтительном удалении от него людям.
Юноша и сам не знал, откуда взялась смелость. Возможно, все дело было в том, что его душа, не желая мириться с тем, что предсказанное может не исполниться, решила сражаться за свое счастье до конца, что бы ей это ни стоило.
