Алёна Харитонова - Охота на ведьму

Торой, может быть, только сейчас осознал, что невзрачная любопытная ведьма давно и прочно обосновалась в его сердце, а вот Алех понял это ещё тогда, на поливаемой дождём улице. И теперь ему не нужно было оборачиваться, чтобы увидеть как над головами влюблённых медленно и застенчиво крадутся друг к дружке две их магических сущности — зелёный болотный светляк и победительно сияющий лепесток белого пламени.

Эльф улыбнулся. Оконное стекло всё же отразило, как две разнородных Силы примериваются для более близкого знакомства. Мол, что же это — наши хозяева обнимаются, а нам и дела нет? Вот лепесток белого пламени, рея в воздухе, подплыл к недоверчивому зелёному светляку ещё на чуть, а потом белое и изумрудное сияния, вздрагивая и искрясь, свились между собой, словно бесплотные нити. Одна волшебная сущность льнула к другой, будто проверяя — желанна ли, родна ли?

Алех тихонько кашлянул. Слава Силам Древнего Леса! Его услышали. У ведьмочки премило заполыхали уши, а вот Торой поглядел с досадой.

— Я приношу свои извинения, но, к сожалению, вынужден покинуть вас. Пойду в свои покои, всё же надо выспаться после эдакой ночи. — Эльф отвесил самый светский поклон и прошествовал к дверям.

Стоит ли говорить, что одного короткого взгляда, вскользь брошенного на двух влюблённых, Алеху хватило, дабы понять — эти двое тоже незамедлительно удалятся в какой-нибудь покойчик, но, конечно же, вовсе не для того, чтобы спать. В истинности подобного предположения эльф готов был поклясться собственными ушами.

Люция лежала, свернувшись калачиком, словно котёнок — такая же маленькая, беззащитная и трогательная. Одну руку она подсунула под мягкую подушку, а другой надёжно прижимала к себе скомканное одеяло. В результате этих узурпаторских действий Торой оказался и вовсе раздет, но не мёрз. Он удобно устроился на боку и обнимал тихо сопящую ведьму. Та приютилась в колыбели его рук и жалась голой спиной к тёплому мужскому телу.

Маг улыбнулся и подумал — всё-таки прав был Золдан, говоря наперснику, что любовь человек выбирает не рассудком, но сердцем. Вот и выбрало сердце, и полюбило. И не смутил его даже голос разума, который поначалу твердил было, что магу и ведьме ни в чём не найти согласия.

А ведь чего только Торой не натерпелся от вздорной колдуньи — и обманула, и предала, и околдовала, и приворожить пыталась… Да потом сама же спасла и выходила… Тогда же не смутившееся приворотным колдовством сердце вдруг поняло — без хитро-наивной, гневливой и обидчивой Люции не жизнь ему, а страдание. И всё бы хорошо, если не опустошение Гелинвира да грядущее пришествие древней колдуньи! А так мечталось сцапать вожделенное счастье в охапку и утащить прочь от магии, зеркал… Утащить куда-нибудь, где людей поменьше, да наслаждаться, смаковать в одиночку, никого не подпуская.

«Дожил, рассуждаю совсем, как Итель, — повеселился про себя маг, — Алех говорил, она тоже мечтала скрыться с мужем где-нибудь в глубинке и спокойно жить-коротать свой век».

Он вздохнул и задумчиво поцеловал шелковистое худое плечико Люции. Колдунка прижалась к волшебнику ещё плотнее, а он уже унёсся мыслями далеко-далеко, возвращаясь к рассказу эльфа.

Надо же, казалось бы, столько лет прошло, ан, нет, всплывают-таки давно знакомые имена и люди. Точнее нелюди.

Йонех.

Вот же старый конь! И вправду — борозды не испортит, но и новую не вспашет, всё те же интриги, всё та же тяга к власти, прежняя беспринципность да жестокость… Подумать страшно — отправил на смерть собственного ученика! Того, кого растил и пестовал! Того, кто стал едва ли не сыном! Хотя, чего с них взять, с этих эльфов… Вон ведь, пожертвовал Йонех невесткой, равнодушно рискнул жизнью собственного отпрыска (пускай и слабоумного) да ещё и новорожденным потомком. А потом попытался умертвить помощничка блистательной махинации — Тороя. И ведь, если бы не Лита…

Да, у Йонеха была богатая предательствами и обманами жизнь. Торою в припадке гневных воспоминаний даже сладко помечталось, мол, вот бы прервать её окончательно и бесповоротно, в отместку за все гадости. Хотя, к чему теперь? И так остался остроухий ни с чем — без Силы, без влияния, без власти. А это для него, пожалуй, пострашнее самой мучительной смерти.

Тут, наверное, можно было бы даже порадоваться, да только кроме Йонеха пострадали ещё сотни и тысячи людей. Как им жить без привычной магии? Как лечить скот, если придёт из диких земель неизвестный лекарям мор? Как сохранять посевы в скупое на дожди лето? Как получать диковинные снадобья, заглядывать в прошлое и будущее, оберегать свои границы и противостоять первородному колдовству? Что теперь ждёт государства с разом обессилевшими армиями? Как властителям уберечь подданных от паники, как предотвратить восстания, как угомонить воспрянувших колдунов и простых бандитов, которых теперь уже не изловишь при помощи магии? Очень, очень безрадостное будущее маячит впереди, а сдержать поднимающуюся волну бедствий можно только сильной уверенной рукой, безжалостно и жестоко.

А ещё хотелось знать, что при всём этом на уме у Ители? Зачем она руками кхалаев убила старика Баруза и семью Илана, зачем расправилась с магами? Да, много смертей взяла на свою совесть красавица Фиалка. Как-то отмоется теперь? Ведь непохожа по рассказам Алеха на жестокую душегубку, и вот, на тебе, разошлась почище Аранхольда и того же Йонеха. К чему только? Что нужно хитрой и очень сильной колдунье? Или есть у зеркала ещё какая-то загадка, ещё какой-то запас гадостей? От одной этой мысли по спине волшебника поползли мурашки. Ай, да Итель… Ай, да ведьма. Нагнала такого страху, какого и сотня сильнейших магов не смогла бы вселить…

Торой ещё думал о злокозненной колдунье, но мысли становились всё более вязкими и тягучими, терялись в сладкой дремоте, уплывали, ускользали, меркли — волшебник, словно по крутой ледяной горке, скатился в мир сновидений. Впервые за многие годы ему приснилась Тьянка, такая же вертлявая и ловкая непоседа, большеглазая и остроносая. А ведь Торой думал, что вовсе позабыл её проказливые черты!..

Как давно это было… Чернокнижие, некромантия, обряд Зара, на который маг и пошёл-то ради того, чтобы перешагнуть таинственный рубеж, заглянуть в Мир Скорби, увидеть подругу детства да попрощаться с ней, навсегда отпустив из памяти и сердца. А ещё попросить прощения за то, что его — надёжного друга и защитника — не оказалось рядом в тот самый момент, когда надо было спасти из холодных цепких объятий смерти.

В сегодняшнем сне, точь-в-точь как тогда, во время обряда, Тьянка вышла из чернильной темноты, просияла лучезарной улыбкой, беспечно почесала острый кончик вздёрнутого носа и сказала на просьбу о прощении то же, что и много лет назад: