Это был один из таких.
Отломанная рукоять Меча летела по идеальной дуге. Она поднялась вверх, спустилась вниз и пролетела в дюйме от заборчика вокруг двора перед домом. Вращение её было таким точным, словно бросок жонглёра, направившего рукоять прямо в ладонь Черити.
Но она промахнулась и не смогла её схватить.
Деревянная рукоятка с одиноким безобидным маленьким кусочком лезвия Меча отскочила от обледенелого тротуара и взмыла в воздух. Она подскочила ещё несколько раз, чиркнула по плечу Никодимуса…
…и приземлилась точно в поднятую руку Уолдо Баттерса.
Его пальцы сомкнулись вокруг рукояти Меча Веры, и если бы я не видел это своими собственными глазами, вряд ли поверил бы в то, что произошло.
Вспыхнул свет.
Раздался звук, похожий на рёв священных труб в сопровождении голосов целого хора.
И вдруг из отломанной рукояти Фиделаккиуса вырос столп ослепительного серебристо-белого света в три фута длиной, и в первом золотистом луче рассвета нового дня он запел со всей силой Меча, но только теперь он звучал громче, мелодичнее и ощущался физически.
Меч Никодимуса уже опускался вниз, и когда его лезвие встретилось с лезвием из света, металл протестующе заскрипел, и посыпались искры. Никодимус отшатнулся и сделал три быстрых шага назад, недоумённо уставившись на своё оружие.
Фиделаккиус аккуратно рассёк его, словно он был сделан из бумаги, а не из стали. Обрубленный конец меча раскалился добела.
Рядом со мной кто-то удовлетворённо вздохнул, я метнул туда взгляд и увидел Уриила, притаившегося рядом. Он улыбался, и глаза его блестели.
Баттерс поднялся на ноги, его челюсть отвисла. Он целую секунду смотрел на поющее лезвие в своих руках, и вдруг его зубы оскалились в радостной улыбке, что не мешало ей быть ещё и свирепой.
Его взгляд упёрся в Никодимуса.
Вдруг из-за одного из фургонов раздался бессвязный крик, затем машину тряхнуло, словно в неё врезалось нечто огромное. Секундой позже из-за фургона вышел Мыш, огромная машина прикрывала его от медленно восстанавливающихся оруженосцев. Собака фу пригнула голову и тело к земле и вся напряглась, шерсть на загривке вздыбилась, поблёскивающие, острые, недавно окровавленные зубы скалились. Он остановился всего в нескольких футах позади Никодимуса, и при его появлении тень Андуриила взбесилась, заметалась и закрутилась в десятке направлений разом, как испуганное животное на привязи.
— Хорошая попытка? — сказал Баттерс. — Мистер, там, откуда я, никаких попыток не дают.
И он поднял Меч, готовясь к бою, а его зачарованный плащ нереально драматично развевался позади.
Мыш издал лай, похожий на громкое отрывистое рычание, и бросился вперёд. Серебристо-голубой свет пронизывал его шерсть и сгущался вокруг гривы и челюстей.
Я видел ярость, гнев и недоумение на лице Никодимуса, когда новоиспечённый сэр Баттерс направился к нему, и я увидел ещё кое-что.
Страх.
Яростный свет Меча Веры вновь наполнил его ужасом.
Он испустил бессильный крик и прыгнул в воздух, где тень Андуриила внезапно собралась вокруг него каплей жидкой тьмы, а затем унёсся вверх в туман, пронизанный лучами рассвета, и был таков.
Баттерс тут же развернулся к Тессе, но динарианка уже скрылась в тумане, оставив только разочарованный крик, который по мере её удаления превращался в дикий вой демона.
Баттерс с Мышом повернулись к оставшимся оруженосцам. В самом ближнем я разглядел Джордана, с растерянным выражением на лице сжимающего своё оружие так, что побелели костяшки пальцев.
По правде, оглянувшись по сторонам, я увидел такое же выражения на лицах каждого оруженосца. Полная растерянность, словно они только что увидели нечто по их мнению совершенно определённо невозможное. Они только что увидели своего непобедимого царя и бога униженным и вынужденным бежать от шмакодявки-рыцаря, который носил очки в толстой чёрной оправе и, наверное, весил не больше ста двадцати фунтов, даже промокший насквозь.
— Всё кончено, — сказал Баттерс, и зловещий гул Фиделаккиуса наполнил ужасом паузы между словами. — Мы поставим точку прямо здесь. Всё кончено, парни.
На глаза Джордана навернулись слёзы, руки его безвольно повисли, как у уставшего ребёнка. Он бросил оружие на землю. И в следующие несколько секунд остальные делали то же самое.
Меч Веры, думаю, обоюдоострый аргумент.
Через мгновение я понял, что моя щека вновь прижата к полу, и вяло отметил, что глаза в какой-то момент перестали работать. Они были открыты, но никаких изображений мне не показывали. Может быть, именно это и имелось в виду под фразой «ленивый глаз». Ха. Я умираю, и у меня истерика.
Я услышал звук — далёкое завывание северного ветра — громкость и высота которого стремительно нарастали.
— Передохни, Гарри, — сказал голос Уриила из темноты. — Молли здесь. Передохни.
А затем я потерял сознание.
Я проснулся в постели. С потолка на меня смотрели цветные мультяшные пони.
Тело болело. Точнее, просто адски болело. Даже дышать было больно. Ужасно хотелось пить и есть, и судя по жалобам от моего мочевого пузыря, я был в отключке довольно долго.
Я посмотрел вокруг, не двигая головой. Я был в комнате Мэгги. Судя по янтарному солнечному свету, льющемуся из окна на одну из стен, наступил вечер. Я задумался, был ли это вечер того же дня или следующего. Постель Мэгги возвышалась надо мной, и я понял, что лежу на матрасе на полу комнаты. Что-то тяжёлое прижимало одну из моих ног, и она затекла. Я слегка шевельнул головой, чтобы рассмотреть, что именно, и тут же об этом пожалел. В черепе застучало, словно какой-то маленький человечек начал колотить по нему молотком.
Я поморщился и сфокусировал взгляд на причине моего дискомфорта. Мыш спал на полу рядом с кроватью, и его массивная челюсть покоилась на моей лодыжке. Его уши шевелись, хотя глаза были закрыты, и дышал он ровно.
— Эй! — прохрипел я. — Оставишь меня без ноги, если не сдвинешься. Вали отсюда живо.
Мыш фыркнул и поднял голову. Он сонно заморгал, как любой нормальный человек при пробуждении, а затем распахнул пасть в собачьей улыбке. Его хвост завилял, и он поднялся, чтобы подойти к моей голове и наградить слюнявыми собачьими поцелуями, счастливо сопя.
— Ай! — сказал я и в шутку замахал руками, потом принялся чесать ему под подбородком и за ушами, пока он продолжал меня приветствовать. — Полегче, суперпёс, ты так меня совсем залижешь.
Мыш довольно запыхтел, по-прежнему виляя хвостом. Затем он повернулся и потопал прочь из спальни.
