— А если напрямик?
— Их не так мало. И мы не знаем, нет ли у них союзников в самом городе. Боюсь, что есть.
— Тогда идем. Если, конечно, никто не против.
Хагни обвел взглядом талиссу, однако нетрудно было догадаться, что вопрос был риторическим. У них едва ли оставался иной выбор.
— Посланник…
Всего полгода назад Бэх уже случалось проходить через храм Орробы. И тогда… Нет, лучше не вспоминать.
— Да?
— Нет, ничего. Идем.
По дороге Торрер в очередной раз подумал, не слишком ли опрометчиво на их месте было так безоглядно довериться жрецу Сентарка. Что за таинственные союзники у него в городе? Что за «наш общий друг»? И если все так просто, зачем Хагни понадобилась талисса? Только для того, чтобы один из них сыграл роль архитектора?
Посланник вел их уверенно, хотя и несколько странно: одни боковые туннели они миновали не задерживаясь, перед другими перекрестками следовал знак остановиться, и Посланник долго прислушивался к чему-то одному ему ведомому. Несколько раз он заставлял их пробираться по каким-то пустынным заброшенным лабиринтам комнат и коридоров, открывая едва заметные каменные двери, о существовании которых никто, кроме Мэтта, не смог бы и догадаться.
Первый факел успел уже догореть, и Бэх пришлось зажечь новый, когда талисса, вынырнув из узкого грязного туннеля, остановилась на пороге огромной, уходящей вдаль подземной залы. Казалось, она вся состояла из острых углов. Ребристые колонны не вливались в потолок, а торчали из него обглоданным скелетом. Ниши не таились в стенах, — напротив, они заманивали в себя, притягивая взгляд. Белые ромбы мозаики на полу вызывали странное желание обойти их стороной.
И при этом зала была гармонична — чудовищной гармонией неправильного, неверного, несущего не созидание, а разрушение.
— Это тот самый храм? — прошептала Мист.
— Храм, храм, храм, храм… — торжественно откликнулось эхо.
— Не здесь, — невпопад бросил Моргиль. — Выберемся, тогда…
Они вошли под своды — настороженные, готовые к встрече с той силой, которую чувствовал каждый.
Бэх непроизвольно подняла факел повыше.
— Ни на что не смотрите, — вдруг скомандовал Посланник. — Особенно в ниши.
Лучше бы он этого не говорил.
— Не смотрите, — пробормотал Торрер. — Что, и под ноги не смотреть?
— И под ноги, — отрезал Посланник. — Не проскочили — храм нас почувствовал. И пытается нащупать. Закройте глаза, держитесь друг за друга.
Торрер послушно прикрыл глаза.
Ему почудилось, что потолок тут же бесшумно спланировал вниз. Затылка коснулась холодная безразличная тяжесть — пригибая, не давая распрямиться. Вцепившись в пояс Бэх, он с трудом сделал несколько шагов. Попытался отвлечься, представить себе…
Воображение услужливо нарисовало живописно рушащиеся своды. Как глубоко успела забраться талисса? Лестниц почти не было, разве что та, почти отвесная, где Посланник подал Мист руку. Но пол то и дело шел под уклон. А наверху… Да, конечно, наверху руины, но там же целый город!
Не выдержав, эльф открыл глаза.
Сбоку от него выставила витые ноги-корни когтистая лапа из тусклого потемневшего металла. Небрежно пропущенный между двумя пальцами, в пол упирался меч — рукоять, словно выбеленная ветром кость, белый хищный клинок, серебристая гарда.
Меч показался Торреру порождением той же самой Силы, что сотворила эту залу: отталкивающим и в то же время притягивающим. Он понимал, что этого оружия касаться нельзя, даже если оно станет единственным средством остаться в живых. И в то же время он не мог его не коснуться.
Меч плавно оторвался от подставки. Торрер инстинктивно попытался спрятать руки за спиной, выпустил пояс идущей впереди жрицы…
Рукоять твердо легла в ладонь. Прохладная, удобная. Такой клинок выпускают из рук только в последний час.
— Посланник! — растерянно крикнула Бэх.
Тот обернулся.
Они все обернулись — перед эльфом пронеслась череда испуганных глаз. И только в одном взгляде плескался отчаянный бесшабашный интерес.
Меч сам выбрал свою жертву, рука эльфа лишь последовала за клинком в слабой, безвольной попытке его остановить.
Торрер ожидал увидеть бегущую по бороздке кровь, однако узкое костяное лезвие легко прошло сквозь грудь мессарийца, точно тот был бесплотным призраком. А сам Макобер начал бледнеть, становиться менее четким…
Торрер моргнул, пытаясь прогнать наваждение.
Рядом выругался Хельг. Что-то пробормотал Мэтт.
— Он… Куда он делся? — Эльф беспомощно взглянул на Хагни.
— Боюсь, туда, куда ты его отправил. К Айригалю.
И Торрер с ужасом осознал, что на сей раз Хагни не шутит.
Было совсем не больно.
Макобер успел подумать, что меч оказался не настоящим, полюбовался на испуганное лицо Торрера…
И вдруг понял: его убили.
Просто так. Ненароком.
Он слышал, что душа погибшего покидает тело медленно, нехотя. Потом поднимается все выше и выше — не торопясь, не желая расставаться с тем, что оставляет за собой.
Ничего подобного.
Резко — точно ему велели закрыть глаза здесь, а открыть на другом конце света — на месте странной подземной залы оказалась залитая солнцем улочка, на которой он знал каждый дом, каждый уголок, каждую вывеску.
Вот покосившийся крендель над дверью выпивохи Зирри — пекарня хирела, но соседи по привычке еще останавливались у знакомого порога узнать, нет ли свежего хлебушка. Чуть дальше треснувшая рама тетушки Айхес — деньги с матери взять не постеснялась, а раму так и не поменяла. Не собралась. Рядышком дремлющий на лавочке стражник. В детстве он звал его дядя Тосса, потом — «оглобля с мечом», это уже после первого посещения новой городской тюрьмы, которой так гордился магистрат.
Макобер знал — хотя откуда бы, — что стоит ему сделать пару шагов, открыть дверь, и все будут дома. Совсем все.
Он отвернулся.
Можно было уходить. Но если уж уходить не прощаясь…
Мессариец подкрался и звонко щелкнул сонного стражника по навершию шлема. Тосса вскинулся, больно ударившись затылком о плетень…
Темнота. Свет.
Яркий свет послеполуденного солнца, заливающего раскинувшуюся до самого горизонта равнину. Пряный аромат запыленных степных трав, преувеличенно сочный — кто-то явно не пожалел акварели — цвет неба и подчеркнуто приглушенный цвет зелени.
Усталый конь шел шагом, осторожно выбирая дорогу между многочисленными норами, усеявшими степь миниатюрными холмами и долинами. Седло жестковато, стремена коротковаты — не иначе как боги его с кем-то перепутали. Да и путь на столь резвом скакуне мог затянуться на годы.
