Если день решил быть не ахти, он сделает всё, чтобы закончиться катастрофически. У раздевалки я напоролась на Петю.
— Привет! — сказал жизнерадостно парень. — Я вспоминал о тебе. Ты куда подевалась?
— Увязла в учебе по самое не хочу, — ответила мрачно.
— Я тоже, но еще мотаюсь на тренировки. Вот иду домой. Устал как вол. Тебя проводить?
— Проводи, — вздохнула тяжко. — А когда у тебя соревнования?
— Через неделю. Жду — не дождусь. Зря, что ли, столько сил вбухал?
Мы оделись и вышли. Монтеморт и ухом не пошевелил, уставившись красными угольками в потолок и выглядывая кого-то. Бабочка на шее явно ему жала.
Я включила фонарик, и мы побрели по дорожке. На голове у Пети была шапочка со смешным крохотным помпончиком — шариком.
— Петь, — начала неуверенно. — Помнишь, ты предлагал встречаться?
— Помню, — ответил он настороженно.
— Понимаешь… я еще никогда и ни с кем не встречалась…
Парень облегченно вздохнул.
— Наверное, у меня плохо получится. Боюсь тебя подвести, — затараторила я. — Вот, например, сегодня Мелёшин потребовал свой долг…
Петя остановился и спросил сурово:
— Что он потребовал?
— Развлекать его в столовой во время завтраков и обедов.
— Я ему морду набью, — предопределил спортсмен судьбу Мэла.
— Петь, это же долг. Может, Мелёшину приестся? Он так и сказал: «Пока не надоест».
Мы снова двинулись в путь.
— Значит, не хочешь встречаться? — спросил парень.
— Петь… очень хочу, но сейчас дел невпроворот. Под завязку. Когда встречаются, то вместе ходят, гуляют… — Хотела сказать «целуются», да не стала. — А у меня времени совершенно нет, по крайней мере, во время сессии. Аврал.
— И мне тоже некогда, — расстроился Петя.
Мы остановились под фонарем у общежитского входа. Посмотрела я на понурое лицо парня, и так мне его стало жалко, что ляпнула:
— Но все равно давай попробуем. Пусть во время сессии мы оба будем заняты, она ведь когда-нибудь закончится, так?
— Так, — просветлел Петя. — И точно, ничего страшного не произошло. Понемножку втянемся в отношения, да?
— Ага, — сказала я и, осмелев, поцеловала его в щеку. — Пока! — крикнула уже на ходу, забегая в дверь.
Что я наделала! — металась по комнатушке. Ведь хотела сказать совсем не то, а вырвалось… Сев на кровать, погрызла ногти и махнула рукой. Сказанного не воротишь, а если по полночи переживать и обсасывать проблему, то учеба зависнет.
Достав фляжку, я понюхала содержимое, окунула палец и лизнула. Коньяк не заплесневел, что порадовало. Долго изучала чеканку и нашла на округлом донышке значок-клеймо изготовителя — букву «V» на новолатинском, пересеченную цифрой «1».
После заучивания, повторения и оформления рефератов, укладываясь спать далеко за полночь, я с тоской вспомнила, что завтра предстоит грандиозное событие — последний день уходящего года, с которым торжественно простятся на общеинститутском праздничном вечере. Чтобы дожить до новогоднего великолепия, предстояло одолеть два мучительных события — утреннюю и обеденную трапезы Мелёшина. Можно заставить себя не смотреть на изобилие шедевров поварского искусства на чужом подносе, но как заставить нос не нюхать?
Очень просто, — сердито пожурила себя за запоздалую догадку. Нужно во что бы то ни стало освоить заклинание «засирайки», которое отобьет у меня обоняние.
Это могла быть 30.1 глава
Час, отобранный у сладкого утреннего сна, ушел на усердную тренировку заклинания свежего воздуха. Я выживу, и Мелёшин мне не помеха. И все же в душе было неспокойно: вдруг не получится?
Сухарики, ставшие привычным рационом, приглушили аппетит и повышенное слюноотделение. Пора бежать в институт, чтобы поспеть к раннему открытию столовой.
Идя по гулкому пустынному коридору, я слушала эхо собственных шагов. Тревожное ощущение усилилось, постепенно перерастая в нервную дрожь.
Пробравшись к столику в углу, вдоволь насоздавала «засирайку», стараясь, чтобы нос попал в стерильную зону. Лишь опустившись на стул, я сообразила, что нервозный зуд отнюдь не из-за беспокойства за удачность заклинания. Сердце бухало тяжелым молотом, мысли неслись вскачь, запинаясь друг о друга. Уши невольно прислушивались к столовским звукам, а дыхание задерживалось в ожидании уверенных шагов.
Что он скажет? Или промолчит? Будет извиняться и оправдываться или обратит в шутку и посмеется? Поделится подробностями с друзьями или со всем институтом?
А что скажу я? Можно сделать вид, что не произошло ничего из ряда вон выходящего, но тогда он утвердится во мнении, что обжимания — привычное для меня дело. А можно влепить пощечину. Неплохо, но запоздало.
Разложив тетради, я заняла добрую половину стола, а руки предательски дрожали. Чем бы их занять? А вот хотя бы дерганным постукиванием пера по столешнице. Получится ли спокойно посмотреть Мэлу в глаза и отвести равнодушный взгляд в сторону?
В конце концов, я давно не школьница, — вколола себе отрезвляющую мысль. Наверняка сижу как спелая помидора с шальными глазами. Глубоко вздохну несколько раз и дооформлю, наконец, реферат по теории снадобий, и никто не заметит моего волнения.
До чего же длинно зовут Ромашевичевского, и фамилия у него неимоверно длиннющая! Уже пятый титульный лист порчу, а написать в одну строчку не получается.
— Привет умным девочкам! — напротив сел Макес и шмякнул поднос с омлетом, какао, горячими бутербродами и плюшками.
Отодвинулся стул, и рядом сел молчаливый Мелёшин, решивший, что здороваться с крыской каждый день будет жирно. Хватит и одного раза в неделю.
Я украдкой посмотрела на него. Мэл выглядел слегка помятым, взъерошенным и очень привлекательным в полосатом пуловере, в треугольным вырезе которого виднелась ямка между ключицами.
Нельзя отвлекаться. Схватив новый лист, я начала писать заново, мельча буквы.
— Где твоя? — жуя, спросил товарищ Мелёшина. — Второй день не видно.
Из услышанной фразы я вычленила всего лишь одно слово. «Твоя». Емкое и единственно правильное слово. Его. Его блондинка.
У меня застучало в висках. Запортив начатый лист, я скомкала и на удивление метко зашвырнула в мусорную корзину у колонны. Мэл проследил за полетом.
— Готовится к празднику, — ответил невзрачно.
Ну, конечно! Это же какую невероятную красоту нужно наводить, чтобы второй день не появляться в институте, наплевав на прогулы? Наверняка, после непрерывной двухдневной подготовки, появление Мелёшинской блондинки на сегодняшнем вечере произведет фурор. Бедняжка! Бегает сейчас в мыле по магазинам и не может выбрать, в чем пойти. И пусть красотку зовут Изабеллой, для меня она навсегда останется безымянной подружкой Мэла.
