Как оказалось, Макес был солидарен с моими раздумьями. Он пригладил пестроволосую шевелюру и высказал Мелёшину, окончательно испортив мне настроение:
— Однако тщательный подход к делу. Чую, тебя ждет особенный подарочек. Она случайно не по магазинам нижнего белья взяла низкий старт?
Я запортила следующий лист и опять, скомкав его в плотный шар, метнула в корзину. В яблочко! Мэл бросил на меня быстрый взгляд, продолжая ковыряться в запеканке.
— Мне-то откуда знать? — ответил грубовато.
Однако его товарищ не унимался.
— На твоем месте я бы прыгал до потолка, — хохотнул он. — Сегодня будет жаркая ночь.
Яростно скомканный комок бумаги пролетел в корзину, и, не попав, шмякнулся рядом. Я отодвинула с грохотом стул, чтобы поднять результат неудачного броска. Вернувшись, собрала разложенные листы и спросила преувеличенно вежливо:
— Могу идти? С утра плохо развлекается.
Мелёшин потер лоб и, не глядя на меня, разрешил:
— Иди.
Я вышла из столовой, закусив до боли губу. Ненавижу, ненавижу! Непонятно за что, но ненавижу. Но в итоге так и не поняла, получилась у меня «засирайка» или нет, потому что напрочь забыла о заклинании, увлекшись переживаниями. Хорошо, что вспомнила о Бабетте Самуиловне и перед лекциями взяла на прочитку толстенный справочник.
Дообеденные занятия проходили в возбужденно-суматошной возне, какая обычно сопутствует большому празднику. В аудитории стоял гул, учебный материал совершенно не лез в голову, да и преподаватели, понимая бесполезность надрывания связок, особо не усердствовали.
Эльза раздала присутствующим пригласительные билеты на новогодний вечер. Мой она швырнула на стол, а к Мелёшину наклонилась и подала, показав глубокое декольте в апельсиновой кофточке.
Билет пах хвоей. На пластиковой прямоугольной карточке поблескивала пушистая елочка с отяжелевшими от снега ветвями. Под другим углом зрения она исчезала, зато появлялась переливающаяся затейливым курсивом выпуклая надпись в обрамлении мигающих огоньков: «Новогодний вечер 31 декабря в 21.00».
Мелёшин просидел обе лекции, рисуя в тетради. Эх, владей я заклинанием adventi[26], то смогла бы разглядеть его закорючки. Вздохнула и уставилась в окно. Белесо-серое небо усиливало отвратительное настроение.
А вот на обеде создать незаметно «засирайку» не получилось, поэтому дела пошли из рук вон плохо. Общепитовские ароматы едва не поставили меня на колени. Пришлось периодически потирать невзначай нос, чтобы перекрыть доступ к вкусным запахам.
На этот раз мы сидели в полупустой столовой вдвоем с Мэлом. Основная часть студенчества ринулась после второго занятия наводить красоту перед праздником.
К большому перерыву я смогла разбудить в себе самообладание. Уселась, вытащила справочник и тетрадь, старательно игнорируя присутствие Мелёшина. Неторопливо перелистывала страницы в поисках нужного параграфа, а в душе завозилось разочарование оттого, что Мэл вовсе не собирался объясняться. Мне бы радоваться, что он не ославил меня на весь институт как девицу определенной репутации. Вместо этого я начала раздражаться на неопределенность, а раздражение породило недовольство. Словом, хотела сама не знаю чего.
Пока меня одолевали терзания, желудку надоело стесняться, и он выразил негодование голодным бурчанием. Мелёшин ел вяло, не поднимая глаз от подноса. Я же выписывала из справочника, делая вид, что ничего особенного не рычит голодным зверем на всю столовую.
Вдруг Мэл прокашлялся и спросил:
— Почему не обедаешь?
— Не твое дело, — ответила грубо, и в животе солидарно рыкнуло.
Мелёшин нахмурился и поелозил ложкой в борще.
— Я хотел сказать…
— Не мешай. А то собьюсь. Очень сложная формула.
Мэл замолчал. Так и прошел наш обед, вернее, обед Мелёшина. Он практически ничего не съел и отнес полный поднос на мойку. Зажравшийся богатей! — бросила я злобный взгляд, сглатывая слюну. Приняв уход Мэла как молчаливое разрешение покинуть столовую, ринулась из помещения и, забравшись на чердак, изгрызла половину дневной порции сухарей.
После обеда институт опустел. Ну и что с того, что никто не отменял работу и учебу? А когда же прикажете гладить нарядные платья, завивать кудри и накрашивать ресницы? Повседневные будни достались тем, у кого один свитер и одна юбка на все случаи жизни.
На занятии у Стопятнадцатого я повторила ранее разученные заклинания и поблагодарила декана за «засирайку». Генрих Генрихович пребывал в благодушном настроении и мурлыкал под нос, изредка вальсируя рукой. Он тоже заразился духом предстоящего праздника. А кто бы заразил меня, хоть чуть-чуть?
— Эва Карловна, идете на новогодний вечер?
— Иду.
— Прелестно! Запланирована грандиозная программа. Обещан фуршетный стол.
При последних словах я навострила уши. Мне не послышалось? Стол? Видимо, высшие силы смилостивились, решив подправить упадническое настроение, и сделали неожиданный подарок. У меня тоже появился повод ожидать с нетерпением праздника.
— Здорово! Генрих Генрихович, а правда, что охранник зарезал кассиршу?
— Упаси бог, — замахал руками декан. — Только убийств нам не хватало. Он связал ее, вставил кляп и очистил кассу, а наш Монтеморт задержал преступника, показав себя во всей красе. Нашего стража теперь кормят на убой.
— Да, Монька не подкачал, — согласилась я. Понятно, почему пес разленился и плюет на мелкую преступницу вроде меня. От излишеств рациона мне бы тоже было недосуг ловить всяких мошенников. Важнее хорошо усвоить пищу и освободить место для новой порции вкусненького.
Потом спросила, надеясь, что просьба не прозвучала подозрительно:
— Генрих Генрихович, я начала писать реферат по символистике, но профессору не сказала, потому что он считает меня тупой. — При этих словах Стопятнадцатый посмотрел укоризненно. — Хочу попробовать свои силы. Сейчас набираю статистику по современным мастерам раритетов.
— Изучаете индивидуалов?
Я кивнула.
— Источников катастрофически мало. Не подскажете, в каком направлении двигаться?
Декан огладил бородку:
— Не так давно, при наведении в кабинете порядка на верхних полках, мне попалась на глаза подборка по интересующему вас вопросу.
Я подскочила:
— Неужели? А можно посмотреть?
— Непременно, Эва Карловна. Завтра и заходите, — пригласил мужчина.
— Обязательно! — Еще чуть-чуть и запрыгаю от радости.
На прощание Стопятнадцатый продекламировал с чувством:
— Особый праздник Новый год вагоны счастья нам везет! Увидимся на вечере, милочка.
