я обвинять жену короля во лжи, да еще перед толпой гогочущих воинов! Я оглянулся, отыскивая взглядом Ханеса, но того и след простыл.
Рикс послал лошадь прямо на толпу, и та раздалась в стороны.
— Я не знал, что ты собираешься с нами, Онуава, — усмехнулся он. — Но если Айнвар одобряет, полагаю, все в порядке. — Он снова рассмеялся. — Нам понадобится каждый боец! — Он уехал.
Онуава и я смотрели друг на друга. Я больше не чувствовал желания поколотить ее. Мне хотелось ее изнасиловать!
Пожалуй, такое желание овладело мной впервые. Просто раньше я не сталкивался с женщинами, созданными для завоевания. На ней словно стояло клеймо: «Сделано для завоевателя». Она вызывала во мне настолько противоречивые чувства, что я решил в будущем держаться от нее подальше. Наверное, это будет непросто, ведь теперь-то она точно пойдет с нами.
В Герговии оставался крупный гарнизон, и все равно наша армия, уходившая на земли эдуев, насчитывала около тридцати пяти тысяч человек, включая новобранцев из южных племен и личную гвардию Рикса, состоявшую исключительно из арвернов. За нами следовал обоз, старавшийся не отставать от основных сил. Онуава ехала с обозом. Позже я узнал, что она уговорила жен других воинов сопровождать ее. Ханес тоже был с нами. Проиграв битву с Онуавой, я долго уговаривал Рикса взять барда и, в конце концов, убедил. Уж если в фургонах нашлось место для жены короля, то и для его личного барда должно найтись.
Войдя в земли эдуев, мы сразу заметили перемены. Прежде всего, исчезли римляне. Повсюду встречались сгоревшие и разграбленные дома с галльскими штандартами, развевающимися над руинами. Мы встречали только кельтов. Если где и оставались римские торговцы или чиновники, на глаза они не попадались.
На ночь мы разбивали лагерь. Мне больше не приходилось делить шатер с Ханесом, поскольку обозы шли далеко позади. Теперь моим соседом стал Котуат. С ним мне было спокойнее. Правда, он неизменно интересовался результатом моих частых отлучек в шатер Рикса. Не было никаких результатов. Мне нечего было советовать Риксу. Он и без меня прекрасно знал, куда и зачем идет. Но возле своего душевного друга мне было как-то теплее. От него исходило ощущение силы, собравшей племена воедино и удерживавшей их вместе.
Перед воротами Бибракте нас встретил Литавикк. Оставив командиров обсуждать военные дела, я отправился в священную рощу эдуев. Там располагалась самая большая школа друидов в Галлии. Ее значение умалялось по мере роста римского влияния, но теперь молодые люди снова приходили сюда, знакомились с основами учения друидов и учились устанавливать связь с Источником. Местные друиды встретили меня с радостью. С приходом Цезаря Ордену грозило полное исчезновение, а теперь они надеялись на возрождение. Пришлось напомнить им, что битва за свободу Галлии еще не завершилась.
— Нам понадобится вся наша мудрость, магия и сила, — сказал я им, — и даже этого может оказаться недостаточно. Цезарь не может позволить себе потерять Галлию. Его репутация в землях латинян рухнет, не говоря уже о его личной судьбе. Он будет сражаться с нами, как ни один враг не сражался раньше, и я хочу отдать всю силу Ордена Верцингеториксу.
Я помнил о магии доверия, поэтому не стал говорить о том, что в Ином мире перемены в судьбе Галлии предопределены. Я никому не рассказал о видении, посетившем меня в нашей Роще. Мы должны бороться. Что еще мы можем сделать? Мы — воины, но никто никогда не говорил нам, что мы будем побеждать всегда.
Когда я вернулся в крепость Бибракте, там бушевала ссора: Верцингеторикс потребовал, чтобы под его начало встали все объединенные племенные армии Галлии, но князья эдуев отказались признавать в нем вождя, приводя все те аргументы, которые мы уже слышали от Илловико и других.
Я еще только вошел в ворота крепости, а до меня уже долетели вопли из дома собраний, хотя он располагался в центре города. Вскоре меня встретил красный от гнева Рикс.
— Я собираюсь дать Цезарю первое по-настоящему крупное сражение, — прорычал он, — а эти дятлы не хотят, чтобы я командовал армией, той самой армией, которую я создал вот этими руками! И опять эти разговоры: ах, ты захватишь власть!
Я старался приноровить свои шаги к его размашистой походке.
— Ты же помнишь, — я старался успокоить его хотя бы рассудительным голосом, — другие вожди говорили о том же. Но мы как-то убедили их! Используй тех, которые обратились в твою веру недавно. Пусть придут и убеждают эдуев вместо тебя. Они же отдали тебе своих воинов, но с властью в их племенах почему-то ничего страшного не случилось. Позови их, и они сделают за тебя всю работу. Насколько я понимаю, все они довольны победой под Герговией. Так что сейчас самое время.
Рикс задумался. А раз задумался, значит, уже не так свирепствует. Я заметил, как он повернул голову и окинул заинтересованным взглядом на редкость симпатичную эдуанку, улыбавшуюся ему из дверей ближайшего дома. Он был готов слушать, хотя еще несколько мгновений назад был слеп и глух от гнева.
Я повторил свое предложение, и он кивнул.
— Давай так и сделаем. И пусть они приведут с собой побольше воинов. Все равно надо готовиться и собирать их здесь перед тем, как выходить против Цезаря.
Он разослал гонцов, только арвернов, выделив им самых быстрых лошадей. В ответ на его зов в Бибракте сошлись самые влиятельные люди Галлии, кроме вождей ремов и лингонов. Ремов Цезарь напугал так, что они и слышать не хотели ни то каком галльском союзе, а лингонам просто некуда было деваться, поскольку на их землях размещалось слишком много римских лагерей. Для них поддержка Рикса была бы самоубийством. Треверы не пришли, потому что идти им было слишком далеко, а нервиев почти не осталось после карательного похода Цезаря. Когда лидеры племен собрались в Бибракте, Рикс подождал, пока вновьприбывшие убедят эдуев, а потом поставил вопрос ребром: либо он командует армией, либо армия может идти по домам и там ждать Цезаря.
Но князья эдуев все еще продолжали упрямиться. Был бы Рикс кем угодно, только не арверном, его бы приняли здесь намного легче. Но старая вражда продолжала их ослеплять. Да и сам Рикс эдуев не жаловал. Но на кону стояло слишком многое, и
