Кажется, мальчику подобное обращение понравилось, потому что он гордо задрал подбородок и, старательно проговаривая букву «р», отчеканил:
— А я герцог! Герцог Кашад Шиари.
— Вот как… — вырвалось у Кремона, и он во все глаза уставился на ребенка. Странное имя слегка шокировало. Смутные догадки и сопоставления мелькали в хаосе воспоминаний и предположений. А где-то на заднем плане появилась четкая уверенность, что он сейчас, в самый нежелательный момент, провалится в состояние неполноценного дебила.
Но тут произошло два неожиданных события.
Мальчик шагнул опять к гостю, однако на этот раз не стал трогать обожженную щеку, а положил ручонку на не менее изуродованную ожогами шею. От этого прикосновения все мельтешение во внутреннем восприятии Невменяемого резко застыло, словно мозг получил неожиданную передышку от переживаний. На него словно полусон навалился. И в этом самом полусне он совершенно отстраненным взглядом заметил, как в комнату влетела Золана. Именно влетела, используя левитацию и готовясь употребить в любой момент всю свою магическую мощь для спасения детей. Как оказалось, няня имела амулет прямой магической связи с таким же амулетом на шее герцогини.
Золана замерла только перед самой кроватью, лихорадочно прощупывая взглядом каждую деталь происходящей сцены. Кажется, она и сама не могла осознать, что происходит у нее на глазах. Ведь ее сын еще ни разу в жизни не прикасался к чужому человеку. Да и вообще, его с Лицией обучали не приближаться к незнакомым людям. А тут такое…
Кажется, малышка первой заметила неправильность создавшейся ситуации и решила успокоить глубоко дышашую герцогиню. Беззаботно заменяя букву «р» на букву «л», она стала объяснять:
— Это дядя Заринат, и он добрый. А страшный он из-за ожогов. Его злой колдун хотел огнем убить. И он меня королевой назвал.
С некоторым заиканием и уже напуская строгость, Вилейма стала говорить в повышающемся тоне:
— Заринат, что ты здесь делаешь? Кто тебе…
Но ее совершенно неожиданно для всех перебил звонкий, уверенный, даже скорей обиженный и возмущенный голос маленького Кашада:
Мама! Это ведь мой папа!
Золана посмотрела на Кремона так, что уже никакие касания собственного сына не смогли приостановить его разум от падения в досадную бессознательность.
Провалы в памяти тем и отличаются, что разумное создание ничего о себе не помнит. Невменяемый тоже ничего не осознал из того, как усилиями пришедшего на переполох Ранека его отправили в выделенные ему покои; как потом долго и нудно несколько врачей пытались то взбодрить его оздоравливающими структурами, то подстегнуть вливаниями сил и бодрости. И что обидно, даже сна никакого не приснилось. Словно и не было ничего. Только мгновение назад он утопал в расширенных от изумления глазах Золаны, и вдруг оказалось, что он смотрит в грустные глаза Уракбая.
Зато как живо встрепенулся молодой ордынец, как сразу обрадовался, повеселел и зачастил словами от прущего из него желания высказаться:
— Ну наконец-то! Мы уже два часа как прибыли, и целый час я торчу возле твоего тела. А все только что отправились на ужин. Ты что, специально опять в «детство» впал? Голодным хочешь сослуживца оставить? Немедленно поднимайся, и поторопимся в банкетный зал. Да и вообще, чего это с тобой приключилось? Все тут вокруг тебя полдня бегали. Хотя Ранек больше ничего не сказал, но такое впечатление, что они все помешались на твоем здоровье. Сама герцогиня возле тебя сидела, когда я пришел на смену. Вот бы сразу так к нам относились, когда мы в сарае жили!
— Зря жалуешься, — Кремон подошел к зеркалу во весь рост и стал поправлять помятую одежду. — Нас в том сарае никто голодом не морил, кнутами не бил, спали сколько хотели…
— Да я и не жалуюсь. Просто странно опять тебя было увидеть в таком состоянии. Я ведь надеялся, что волшебные плоды тебя окончательно излечили. Может, случилось чего?
Стоя перед зеркалом, Невменяемый прогнал осторожно в памяти все происшедшие в детской комнате события и вполне логично решил не раскрывать всей подноготной:
— Сам не пойму. Вроде замелькали новые воспоминания, решил напрячься, резко заболела голова… и вот я здесь. Вижу твое родное лицо. Ничего хоть плохого я не вытворил, пока…
— Не знаю. Скорей всего — ничего. Иначе бы тебя уже на цепи держали. Да и не рассказали мне толком… Помылся, переоделся — и сразу сюда. Обещали вскоре сменить, но раз уж ты в здравом уме, пойдем на ужин? Они такой случай тоже учитывали и советовали мчаться за стол.
— Пошли, дружище! Если ты, конечно, дорогу запомнил?
— Да тут совсем рядом.
Когда вошли в зал, то сразу стало понятно, что стол и все за ним сидящие окружены пологом не проникновения: изнутри не слышалось ни единого звука. Правда, по мимике и жестам можно было догадаться о весьма интенсивном споре. За столом восседала только одна дама, сама герцогиня, а вокруг — пятнадцать мужчин разного возраста и сословия. От наверняка самого герцога, одетого изысканно и с шиком, до парочки весьма невзрачных на вид наемников. Из знакомых присутствовали только Ранек, Цай и Пасхалини.
Когда два гостя подошли чуть ближе, кто-то первым обратил на них внимание и дал знак остальным. Все повернулись в сторону ордынцев, структуру защиты временно сняли, и Вилейма на правах хозяйки указала на свободные стулья:
Присаживайтесь, господа! — Ее голос звучал ровно и официально, но прямого взгляда на Невменяемого она старалась избегать. — Как твое самочувствие, Заринат?
Из чего следовало, что их совместная тайна ни в коей мере не подлежит широкой огласке. Даже в кругу соратников, возможно, не следовало до конца раскрывать все карты, поэтому Кремон принял предложенные правила поведения:
— Вполне сносно. Да и вообще, эти мои провалы в сознании говорят только об одном: пора уходить в отставку. Возраст и ранения сказываются.
Присутствующие отнеслись к этому высказыванию по-разному: Вилейма нахмурилась, ее муж многозначительно ухмыльнулся, Ранек изумился, Пасхалини весело подморгнул, а Цай понимающе улыбнулся. Остальные гости, наверное, не знали всех деталей и тонкостей, поэтому некоторые из них только участливо кивнули. Видимо, женщину такие перемигивания не устраивали, и она решительно взяла слово. Вначале представила своему супругу гостей, потом им его и дождалась обмена рукопожатиями. Затем перешла к главному:
— Заринат и Уракбай! Вы согласны присоединиться к нашей борьбе с рабством?
— Конечно, — без промедления ответил Невменяемый. — Для этого мы здесь и находимся.
Уракбай еще ничего конкретно не понимал, но согласно кивнул.
