Кроме того, мы просим тех из наших читателей, кто остался недоволен автором, вспомнить, что мы уже предсказывали такой вариант развития событий. Достаточно вернуться к первому разговору Кааврена с продавцом пирогов, во время которого обсуждался новый налог на пшеницу, а также освежить в памяти последнюю беседу капитана с тем же Рафом, поведавшим Кааврену о крушении своих надежд.
Таковы наши оправдания на тот случай, если читатель чувствует себя обманутым. Что же до тех, кто оказался вовлеченным в Пятичасовое восстание, пытаясь либо подавить его, либо разжечь, никто не был так сбит с толку, как его непосредственные участники, – впрочем, подобные обстоятельства неизбежны. Существует группа историков, которые даже сегодня склонны винить во всем быстро погибших главарей.
Но если верить свидетельствам, главарей, удивленных происходящим не меньше остальных, выбросило на гребне восстания только потому, что, подобно Пламтри, они умели немного лучше своих сограждан публично выражать собственные мысли. Или, точно Тиброк, предпочитавший письменную речь, оказались на виду. Или, как Хитагард, внесли несколько предложений, понравившихся соратникам.
Не вызывает сомнений, что ни один из этих главарей не планировал восстание заранее и не имел ни малейшего представления о том, где и когда оно начнется. Восстание обладало собственным разумом, поэтому мало кто мог что-либо изменить после того, как оно вступило на свой ужасный путь. Возлагать всю вину на таких «главарей» не умнее, чем искать логику в развитии восстания.
Но что же послужило поводом для восстания? Или – если читателю больше нравится такая постановка вопроса – на кого следует возложить за него ответственность? И хотя мы с удовольствием проявили бы оригинальность и обвинили в случившемся кого-либо, помимо Тортаалика, сделать это невозможно. Иными словами, именно неспособность его величества решать проблемы, встающие перед городом, в котором он жил, явилась главной причиной отчаяния, охватившего людей.
И все же у кого-нибудь непременно возникнет вопрос: а что он мог сделать? Невозможно отрицать тот факт, что зерна с каждым днем становилось все меньше и меньше. Чтобы заменить его рисом с юга, требовалось разблокировать порт и обеспечить пиратов с острова Элде легкой добычей. Даже если бы орки взяли на себя обязательства очистить море от разбойников, стоимость доставки риса все равно оказалась бы выше цен на пшеницу. Причем захотело бы население города отказаться от хлеба в пользу рисовых лепешек – в чем историки сильно сомневаются, – в данный момент не обсуждается.
Таким образом, цены на пшеницу следует винить не меньше, чем что-либо другое. Можно все свалить на погоду – если бы прекратилась засуха, то цены на пшеницу, лен, кукурузу, харбранд и бобы сразу упали бы. Но почему тогда с засухой не покончили при помощи волшебства, ведь даже в те времена эта задача была вполне по силам волшебникам из Дома Атиры? И здесь мы снова вынуждены признать, что его величество совершил ошибку – слишком долго оставался в неведении, а потом вместо того, чтобы потребовать от Дома Атиры помощи, обратился к ним с вежливой просьбой. Наконец он допустил решающий просчет, когда позволил Домам Атиры, Дракона и Дзур вступить с ним в спор относительно их участия в пополнении императорской казны.
Короче говоря, горожане начали подозревать, что о них попросту забыли. И поняли, что им угрожает голод. Чем сильнее становился страх, тем охотнее они обращали внимание на самые невероятные слухи, которые несли в себе хотя бы намек на улучшение или обещание героя-спасителя. И естественно, всем хотелось отыскать виновника своих страданий.
Поступок Алиры во время конфликта в пекарне дал людям некоторую надежду. Разговоры о том, что ее величество поддерживает жадных купцов, которые искусственно вздували цены (что никогда не соответствовало истине), позволили назвать вслух имя виновника тяжелого положения горожан. Мятежный принц благодаря своему конфликту с императором, хотя он и не имел никакого отношения к опасности голода в Драгейре, стал героем. А после того как выяснилось, что император направил против лорда Адрона армию, Тортаалика начали открыто обвинять в страданиях народа.
В день, предшествовавший восстанию – то есть в шестнадцатый день месяца валлиста, события приняли серьезный оборот. По всему городу, на улицах и площадях, собирались люди и громко рассуждали о многочисленных грехах его величества, ее величества и Джурабина. Не забывали ругать и гвардию, арестовавшую многих ораторов, что вызвало новую волну обид.
Кто-то, испугавшись страстных выступлений, покинул город в тот же день. Многие уехали, опасаясь Адрона, – они боялись, что он в своем праведном (так им казалось) гневе, направленном против его величества, казнит всех горожан без разбора. Следует отметить, что среди тех, кто остался, многие вывесили плакатики с набросками печати лорда Адрона, надеясь тем самым продемонстрировать, что они не имеют ничего против герцога Истменсуотча. Эти плакаты, как, впрочем, и многое другое, заставили солдат баронессы Стоунмовер принимать самые жесткие меры при малейшем проявлении нелояльности. Наконец, огромное количество жителей Драгейры бежало из города потому, что им казалось, будто там не все в порядке, а дальше будет еще хуже.
С нашей точки зрения, последние оказались совершенно правы – что и продемонстрировали события семнадцатого числа. Именно паника обеспечила то, что Гритта называла «искрой», и мы намереваемся это доказать.
Во-первых, при отсутствии существенной части населения (считается, что город покинули десять из каждой сотни жителей) не знающие порядка юноши, в особенности теклы, посчитали возможным бродить по городу и устраивать всяческие безобразия, на которые они никогда не осмелились бы, если бы население так не уменьшилось.
Во-вторых, последней каплей, переполнившей чашу терпения горожан, оказалось закрытие ворот города на рассвете семнадцатого числа. Конечно, иначе поступить Ролландар не мог, он знал, как быстро перемещается Изрыгающий Пламя Батальон – оставив какие-то ворота открытыми, кроме тех, за которыми была сосредоточена Императорская армия, – он тем самым приглашал принца нанести сокрушительный удар по флангам.
Но жители Драгейры сочли этот акт подлым тираническим жестом, а вовсе не разумным военным маневром. Теперь они не могли покинуть город, где им грозил голод и, возможно, смерть. Стоит ли удивляться, что они с такой яростью и страхом отреагировали на закрытые ворота. И снова мы сталкиваемся здесь с трагической неизбежностью, сопровождавшей восстание с самого начала и до его конца.
