Добиваю последнего. Брызгает кровь на хлипкие стены, и я выбегаю наружу. Самый центр лагеря, басмачи и редкие британцы носятся вокруг. Мое появление не обходят вниманием. Крики и визги. Грохот автоматов.
Очереди уносятся мимо, даже не царапнув по броне. Зато мои молнии шарахают по наемникам, не промазав. Теперь повсюду оры боли. Люди падают, обожженные, доспехи либо гаснут, либо выдерживают, но не встает никто. А, нет. Один британец, удержавшись под ворохом разрядов, перевоплощается в двуногого динозавра или крокодила.
Я удивляюсь вслух:
— Аднака, пасхалка, — подскочив к крокодилине, дырявлю ему морду Когтями снизу вверх. Нижняя челюсть пригвождается к верхней.
— А-а-а, бальна! — бухтит стиснутой пастью вымес. — Отпустя!
— Ну вылитый Али, — искренне восхищаюсь. — Может, майор — твой потерянный в детстве брат-близнец? Помочь свидится с братишкой?
Его когтистая рука пытается меня достать. Мильфиновые щупальца обвивают ее и с хрустом ломают у локтя.
— А-а-а!
— Ну как хошь, — вздыхаю и дергаю Когти вглубь, рассекая мозг сэра Лже-Али. Мутанту не буду говорить, вдруг, правда, родственника загубил.
Молнии стелются по земле и воздуху. Горят высокие шатры, как погребальные костры. Моими усилиями военный лагерь превращается в братскую могилу.
Наклоняю вперед корпус и пробегаюсь между охваченными огнем палатками, рассекая поваленных моджахедов. Визгов сразу убавляется. Пошла жатва!
Не знаю, хватит ли меня на целую армию. Но, надеюсь, генералы прекратят маяться дурью в мечети и поднимут войска. Я, как бы, рассчитывал только подготовить прорыв, а дальше уж всем вместе навалиться. Боеприпасы зениток наемники уже израсходовали, сквозь залп минометов — если его запулят — уж пробьются. Не сахарные.
Среди визга горящих мужчин раздается звук, что режет меня по сердцу. Надсадный женский крик, а затем голодное рычание. Совсем рядом. Не отреагировать не могу. Ломлюсь прямо сквозь палатки, разрубая и стаптывая пылающие тряпочные стенки.
Все больше и больше басмачей вылетает наружу и носятся туда-сюда, не понимая, где враг и как он выглядит. Наверху еще не утихли отблески взрывов, и исламские наемники задирают головы, готовые в любой момент юркнуть в укрытие от армады истребителей.
Выскакиваю на одну из огромных площадей, которые басмачи, наверняка, используют для строевой подготовки. Повсюду Гончие. Целую стаю выпустили из стойбища, но вместо того, чтобы вынюхивать врага, «псы» кидаются на басмачей. Вспыхивают драки. Наемники стреляют в демонов, демоны вгрызаются в наемников.
Мда. Вот дебилы. Видимо, впопыхах забыли предварительно натаскать Гончих на запах. У них же мозгов нема. Теперь боевики расплачиваются.
Мимо шлема свистят шальные пули. Не обращаю внимания. Прислушиваюсь.
Крики исходят из шатра. Забегаю и с размаху вбиваю ступню в раззявленную пасть Гончей. С хрустом трескается череп. Демон издыхает. Я мигом забываю про тварь. Потому что передо мной на коленях сама красота.
Пипец красивая девушка просто. Темненькая. Выразительные черные глаза и брови. Почти голая, лишь в лифчике и трусиках. И чего-то вся заплаканная, даже в ложбинке, между полновесными грудями, осталась соляная дорожка.
— Тут небезопасно, — хватаю ее за хрупкие плечи и поднимаю.
Она, вылупив глаза, смотрит на латные перчатки на ее коже:
— Вы шах? — говорит на пушту и сама себе утвердительно кивает. — Вы сам блистательный Мухам-падишах, Серебряное Солнце пустыни!
— Какое солнце? — может не так понял? Язык все-таки для меня тяжелый.
Тут же она падает обратно на колени и целует мне руку.
— Мой господин, — приговаривает она, ласкаясь об ладонь. — Вы весь в серебре! Вы сверкаете ярче луны! Вы мой господин! Вы мое солнце!
— Кхе…кхе, — неловко получилось — приняли за врага. — Вставай и пойдем.
Она послушно вскакивает и виляя голой попкой следует к выходу. Задерживается у кровати, чтобы сорвать простыню и прикрыть голову. Но никак не ягодицы, которыми продолжает вилять. Вздыхаю и окутываю девушку Бригантиной. Еще одна головная боль, но куда ее девать? Гончие схавают и даже не заметят, такая вот худенькая. Хотя дыньки зачетные, хм.
— Держись за мной, — велю, бросив за спину взгляд.
Девушка кивает с ослепительной улыбкой. Окружающие демоны-псы ее нисколько не смущают. Вот так вера! Ладно, дождусь наших и сплавлю ее кому-нибудь.
Я пру прямо на демонов. Вспышки молний стреляют по ним, оплетая и сжигая. Мильфиновые щупальца бьют по горящими мордам, добивая. Блин, демонов тут вовсе не маленькая стая. Правильно ли я понял ситуацию? Может, Гончих никто не выпускал, а они сами вырвались?
Тварей всё больше. Струи молний отшвыривают их прочь, но на передние ряды налегают другие. Клацают вытянутые пасти, горят голодным огнем тупые глаза. Девушка, не выдержав, прижимается к моей спине.
— Господин, — трепещет она всем телом.
Колонны басмачей грохочут по параллельным переулкам. Но они бегут не на меня — нет, они удирают от полчищ разнородных демонов за ними. Ассортимент уже привычный. Тавры, гарпии, Гончие, вараниды. А вот количество как-то не очень. Целый легион смерти. А моего подкрепления всё не видно….
— Сядь на землю, — велю я афганке, не оборачиваясь.
Она сползает по моей спине на колени. Утолщаю ее Бригантину.
— Слушай, я, наверное, должен тебе сказать, — коверкаю пушту по полной. — Никакой я не шах, даже близко.
Она вроде понимает, но глаза не опускает, смотрит восторженно, хоть и трясется вся.
— Неважно, вы защитили меня. Вы — мое Серебряное солнце.
— Ага, сейчас временно солнце зайдет, потерпи.
Сверху еще натягиваю тонкий слой полисплава — чисто для визуала, чтобы демоны не облизывались на ее, высунувшиеся из-под покрывала, буферочки. Да и меня отвлекать не будут.
Оборачиваюсь к приближающимся тварям. Впереди несется очень уж здоровый бычок.
Поехали!
Весь мир заполняют крики и оглушительный шум. Сыплются молнии, гудит земля от грохота копыт. Уворачиваюсь от рогов Высшего тавра и наношу рассекающий удар сверху вниз. Красные пластины с треском рубятся, полуразрубленный «бык» валится. Но я не вижу его "шмяк" об землю, так как уже располосовываю грудь пробившейся сквозь завесу молний Гончей. Тоже Высшей. Откуда столько? Мёдом что ли я намазан?
Рухнувшую псину закалываю ударом в основание черепа. Оборачиваюсь к тьме клацающих челюстей.
— ПОДХОДИТЕ. ЕСЛИ. СМОЖЕТЕ.
Брызгает сноп молний. Татуировки чешутся, эмулятор напрягается. Я продолжаю рубить тварей, одну за другой, одну за другой…
Сам не замечаю, когда оказываюсь на коленях. Опущенные руки мелко дрожат. Кожа под мильфином словно плавится. Вокруг десятки, если не сотни изрубленных тел. Чуть дальше, на втором круге, сотни, если не тысячи дымящихся тел. Где-то далеко раздается вой. Битва еще не закончена.
Совсем близко разрывает наэлектризованный воздух горластый смех. Гудит стоптанная почва под чудовищными ногами. Я ощущаю, как чья-то тень падает на мой затылок.
— Вот мы снова и свиделись, стипендиат Перун. И снова ты на коленях передо мной.
С трудом поднимаю голову и натыкаюсь на десятки взглядов Генерала Швара. Вот кто выпустил демонов из стойбищ. Восстановившийся, он больше не напоминает испорченный шашлык.
— Жареным ты мне больше нравился, — хриплю пересохшим ртом. — Меньше болтал.
Он снова смеется, не торопясь, наслаждаясь моментом торжества над коленопреклонным врагом.
— Людишки, — выплевывает он слово, как попавшую в рот муху. — Жалкие, слабые, никчемные и слепые. Не видя свою ущербность, всё время претендуете на власть, на великое.
Мое сердце словно ошпаривает кипятком, оно взрывается болью. И яростью.
— НА. ВЕЛИКОЕ?! — реву я. — КОГДА?!
Ударенный Якой, Швар отступает. Ноги словно сами поднимают меня. Когти вспыхивают свежей, незамутненной синевой. И тут же гаснут. Эмулятор взрывается от перенагрузки.
Стоит моим Когтям рассыпаться, как к Генералу возвращается усмешка. Но ненадолго — его десятки желтых глаз растерянно хлопают, не замечая в моих движениях неуверенности.
