Она пришла вовремя, хотя для этого пришлось дважды пройтись по улице туда и обратно. По пути девушка ловила на себе внимательные изучающие взгляды, однако обошлось без конфликтов. Определилось по крайней мере одно достоинство большого города — одинокая самостоятельная женщина была не в новинку и не привлекала особенного внимания.
Долбить в дверь пришлось долго, Чертежник все не открывал. Наконец по ту сторону что-то зашаркало, загремело, очень старчески, немощно, так, что Елена даже засомневалась, не тратит ли она время попусту. Но вспомнила, как Фигуэредо ударил ее ножнами и решила — нет, не тратит. Окошко с громким стуком отворилось, из полутьмы сверкнул круглый совиный глаз. Он долго, не мигая, смотрел на Елену неподвижным зрачком, как стеклянный шарик.
— Заходи, — сказал, наконец, мастер, гремя изнутри ключом в замке.
— Итак, сейчас проверим, что же ты умеешь.
С этими словами Чертежник вручил ей небольшой топорик с лезвием в виде полумесяца и бронебойным клювом на противоположной стороне. Компактное, но весьма тяжелое оружие с цельнометаллической рукоятью. Елена такие уже не раз видела — сугубо рыцарский инструмент, рассчитанный на конный бой. Что-то вроде оружия предпоследнего шанса, когда утеряны и копье, и меч-пробойник.
— Переверни, — отрывисто приказал мастер и, видя, что ученица не поняла, раздраженно пояснил. — Смени ударную часть.
Елена послушно развернула топорик наоборот, клевцом вперед, полумесяцем к себе.
— Еще раз.
Ученица чуть подбросила топорик, поймала нужным образом.
— Еще.
Исполнено.
— Еще. И так продолжай.
Первые двадцать-тридцать повторов казалось легко. Затем Елена быстро ощутила всю тяжесть кованого металла. Фигуэредо ходил по кругу, как гиена в ожидании, когда добыча ослабеет. Он держал в руке длинную тонкую палку, смахивающую на стек или толстую розгу. Увы, сомневаться в предназначении инструмента оснований не имелось. В центре круга Елена, стиснув зубы, перехватывала топор. Лезвие вперед, клевец вперед. Лезвие… клюв…
— Смени руку, — приказал Чертежник и снизошел до пояснения. — В бою часто приходится менять противников и выбирать правильную борьбу с ними. Бронированное — коли, беззащитное — руби. Однако делать это следует очень быстро. Продолжай.
Сначала перемена рук принесла облегчение, но Елена очень быстро поняла, что левая рука у нее определенно слабее. Мучительная боль поползла вдоль сухожилий, наливая запястье и плечо свинцовой тяжестью. Девушка сжала челюсти еще сильнее и чуть откинулась назад, придала локоть к боку, пытаясь хоть немного разгрузить работающую руку. Наградой сразу же стал хлесткий удар по плечу.
— Не халтурь, — приказал Чертежник. — Быстрее. Четче.
Все это ей представлялось по-иному… совсем по-иному. Елена в общем была готова к тому, что Фигуэредо окажется суров и вреден. Она уже была осведомлена о мастеровых традициях и знала, что месяцами станет чистить нужники, выносить за хозяином горшок и так далее. Это была цена за науку, расплата, которой нельзя избежать в мире цеховых корпораций. Но предполагалось, что и наука воспоследует. Воображение девушки неизменно рисовало что-то в традиционно-японском стиле. Тренировки на заре, рассветные лучи, скользящие по зеркальному клинку, медитации в утренней прохладе и все такое. Тем более, что медитации бретерам Ойкумены были хорошо знакомы, только назывались по-иному — «èistris`Sgrìobhaiche», что дословно переводилось как «слушание Создателя».
Фигуэредо оказался куда более неприятен, чем ей представлялось. А обучение… странным. И почему-то очень поздним, что вообще не практиковалось. Крепло ощущение неправильности происходящего. Как будто Чертежник… не то, чтобы развлекался… но загружал ее достаточно бессмысленным занятием, готовя злую шутку. Одако Елена продолжала. И за пару перехватов до того, как пальцы отказались бы повиноваться, Чертежник приказал:
— Хватит.
Ученица немалым усилием удержалась от того, чтобы не уронить топор. Взяла его двумя руками, помня, что уронить оружие по здешним традициям — позорно и недостойно.
— Бросай.
Девушка недоуменно глянула на учителя.
— Бросай, — нетерпеливо, раздраженно повторил Чертежник, и новый удар ожег руку. Топорик звякнул о каменный пол, Елене сжала ноющую кисть, которая теперь болела и от наставнического удара.
— Держи.
Что-то изменилось в атмосфере. Темный пыльный воздух, в котором танцевали тени от могильного света лампы, словно сгустился, заиграл искорками невидимого напряжения. Елена взялась за рукоять короткого тесака, очень похожего на те, что были в ходу на Пустошах. Да и вообще являлись едва ли не самым ходовым клинковым оружием Ойкумены. Распространеннее были только топоры.
Клинок длиной от локтя до кончиков пальцев, рукоять продолжается длинным «крысиным хвостом», который загнут вперед и образует скобу для защиты пальцев. Рукоять обмотана кожаным шнуром или просто веревкой, зачастую вообще свободна, рассчитана на хват руки в толстой кожаной варежке. Простое оружие, тяжелое, достаточно грубое, однако дешевое. Такое по силам любому кузнецу, способному выковать что-то посложнее гвоздя. Несмотря на «демократичность» и народность, тесаки были популярны также среди профессиональных воинов, которые ценили дешевую эффективность и повальную распространенность. Научись владеть такой железякой — и сможешь вооружиться в любом краю Ойкумены.
— Положение!
Елена машинально приняла стойку рапириста, привычную, засевшую в подсознании. Чертежник снова обошел ее по кругу, хмурясь и корча злобные рожи.
— Ясно, — сказал он негромко, скорее себе, нежели ученице.
— Все как я и думал…
Удара Елена не заметила. Она вообще не поняла, что сделал Чертежник, но правый бок словно облили кипятком. И почти сразу же наставническая палка вторым ударом хлестнула ей чуть выше левого уха. Ученица вскрикнула, отшатнулась. Фигуэредо усмехнулся, глядя в полные боли и слез глаза ученицы.
— У тебя в руке клинок, — напомнил он. — А у меня лишь палка. Так защищайся!
Другой бок, точка чуть ниже ключицы, бедро. На тот раз Чертежник не спешил, он как будто наслаждался, демонстрируя Елене удары, которые она могла заметить, однако не успевала парировать или хотя бы уйти.
— Убей меня, дрянная девка! — гаркнул мастер. — Действуй!
Елена бросилась на него, помня, как Шена пыталась задавить ведьму на корабле, отчаянной атакой. Она рубила наотмашь, сжав неудобную рукоять обеими руками. Фигуэредо ушел от атаки движением профессионального балеруна — шаг назад с разворотом на девяносто градусов и откинутый корпус — пропуская Елену мимо себя. Оказавшись сбоку, мастер продолжил красивый, плавный поворот, который закончился образцовой подсечкой ног. Елене показалось, что палка в руке Чертежника перерубила ей подколенные сухожилия Девушка упала, больно стукнувшись носом о камень. На этот раз она крикнула в голос.
— Вставай, животное, — приказал мастер, хищно раздувая ноздри, он словно упивался болью жертвы. — Вставай, если не хочешь умереть в луже своей мочи, как свинья на бойне.
Он выждал, пока ученица не встанет на ноги, шатаясь, балансируя на грани падения. Затем с быстрым подшагом ударил сверху вниз, по ключице, до хруста в кости, и сразу же провел двойку «рука-нога». Девушка знала, что такое боль, в конце концов, медичку едва не убил ночной демон болот, да так, что поясница до сих пор ныла в сырые ночи. Но сейчас… Сейчас
— Не надо!
Воздух свистнул разбуженным шершнем под палкой Чертежника. Фехтмейстер обозначил выпад справа и ударил слева, замедленно, как на показе, но Елена все равно не успела защититься. Тесак в руках предательски отяжелел и казался бесполезным куском железа по сравнению с порхающей палкой мастера.
— Пожалуйста! — отчаянно взмолилась девушка.
— Ненадолго же тебя хватило, — осклабился Фигуэредо. — Надо было лучше ублажать Венсана, тогда он был бы к тебе добрее. И не направил ко мне.
