Здесь, на острове поминовения, тоже царила тишина. Как на кладбище, коим, в определенной мере, остров и являлся. Кладбище старых мольб, отчаянных надежд, преданных забвению судеб. На острове не заводились разбойники, его избегали потусторонние создания, даже нечестивые колдуны, презревшие заветы Церкви, не проводили здесь свои ритуалы, ибо воздух острова был абсолютно лишен колдовской силы. Просто … этого места сторонились. Тысячи каменных статуй — от грубых истуканов, сложенных из валунов и скрепленных строительным раствором, до утонченных скульптурных групп — хранили в себе память о временах, что давно прошли, о людях, которых давно уж не было на свете. И от этого соседства становилось неуютно самому закоренелому грешнику. Кроме того, иногда здесь просто исчезали, как по волшебству. Был человек — и не стало его. Бесследно.
Да, здесь было очень тихо. И сумрачно. Рассветные лучи еще не скользнули поверх дворцовых крыш Мильвесса, и ночь цеплялась за власть из последних сил. Фигура в темном плаще с очень широким капюшоном была почти не видна средь каменных истуканов. Но тот, кто знал, где искать, нашел ее быстро.
Подкованные сапожки едва заметно цокали по каменным плитам. Тот, кто пришел на встречу, держал меч открыто, под мышкой, рукоятью вперед. Отменное оружие, сделанное в новомодном южном стиле, для схваток на городских улицах, что проходят быстро и ведутся только насмерть. Длинный легкий клинок, рукоять для одной руки и гарда из бронзового прута, идущего по спирали от большого пальца к мизинцу.
— Здравствуй, — с этими словами ждущий человек откинул капюшон. Только прочная сеточка не позволила рассыпаться волне длинных, тяжелых волос цвета самой темной ночи. Темные глаза сверкнули, отражая свет уходящей луны. В жесткой, потерявшей сочность осенней траве загорелись едва заметные язычки синего пламени. Колдовской огонь, текущий вдоль тщательно отмеренных и вычерченных кремневым ножом линий, хранил место встречи, закрывая от взгляда и слуха. Редкая, очень сложная магия, требующая много заемной силы, особенно здесь. Мало кто мог произвести такой ритуал. Темноволосая чародейка — могла, причем избегая расплаты, расходуя месяцы не своей, а чужих жизней.
— Здравствуй, — эхом отозвался гость, снимая кожаную треуголку. Шляпа без всякого почтения к мертвым повисла на вытянутой руке одной из статуй. Попутно гостья одним движением пальцев сняла маску иллюзии, в тени сверкнули завораживающе прекрасные и одновременно жуткие, совершенно нечеловеческие глаза. Темно-синие, почти фиолетовые белки переходили в радужку цвета темного рубина, без зрачков.
Несколько мгновений женщины стояли друг против друга, словно встретились после долгого отсутствия и пытались что-то вспомнить. Очень похожие, обе высокие, черноволосые, и одновременно различающиеся, как солнце и луна.
— Ты опаздываешь, — констатировала ждущая.
— Как только освободился мост, — кратко сказала гостья, в ее голосе зазвенела легчайшая нотка неуверенности. Так, словно разговор доставлял ей неудобство, обещал некие сложности. — Я не повелеваю отливами.
Ответ был справедливым, остров потому так и назывался, что с Мильвессом его соединяла только узкая отмель с выстроенным в незапамятные времена мостиком, который скрывался под приливами. И все же первая женщина не отказала себе в ядовитом уколе:
— А как же магический переход?
Гостья стиснула зубы, машинально сжала под мышкой клинок, чувствуя тонкую, твердую полосу металла, кованного лучшими южными оружейниками.
— Ты знаешь, я стараюсь не злоупотреблять переходами, — отозвалась она, пытаясь сохранять образ холодного спокойствия. Такого же, как ледяной холод клинка под мышкой, который никак не желал нагреваться от телесного тепла.
— Неужели? — саркастически осведомилась «хозяйка» встречи. — А мне казалось, ты открыто … пренебрегаешь расписанием, что я для тебя составила.
Вместо произнесенного «пренебрегаешь» отчетливо слышалось «плюешь». Вооруженная дама склонила голову, одновременно признавая некую вину и показывая, что не желает продолжать этот разговор.
— Ты же знаешь, переходы вредны, — безнадежно вздохнула безоружная магичка, она явно повторяла это не первый и скорее всего даже не десятый раз, голос был пропитан безнадежностью. — Если так будет продолжаться, я не смогу больше пересобирать твою душу, и безумие наконец поглотит разум.
— Я знаю, — с кажущимся равнодушием отозвалась красноглазая. — Но это риск, с которым приходится мириться.
Рубиновые глаза сверкнули, как огоньки потайного фонаря.
— Или ты хочешь отказаться от моих услуг?
— Нет. И меня очень интересует, чем ты можешь похвалиться, — женщина с волосами в сеточке закончила подготовительно-укоряющую часть беседы и перешла к делу. Она казалась отчетливо недовольной.
— Почти ничем, — честно ответила гостья. — Мы знаем, что Хель дошла до столицы. Скорее всего, она уже в городе… — ведьма посмотрела туда, где уже купался в розоватом свете окончательно проснувшийся Мильвесс, крупнейший город и сердце известного людям мира.
— И?.. — отрывисто и зло сказала, буквально каркнула собеседница.
— На этом все, — нехотя призналась ведьма. Ее обычно красивый, выразительный голос звучал тускло, как истертая ветошь. — Пока все.
— Это не слишком обнадеживает.
— Да. Но сети раскинуты широко. Она не знает город и не имеет полезных знакомств. Рано или поздно Хель зайдет в храм, или обратится к магам, или поселится в гостином дворе, или попадет в кутузку. Она достаточно приметна, мне донесут.
— Широко раскинутая сеть, это плохо, — отрезала колдунья. — Вызывает вопросы. Кроме того, у нас есть соперники.
— Кто? — быстро и резко спросила ведьма.
— Владетели Малэрсида точно. Возможно еще кто-то. Девку ищут, весьма настойчиво.
— Клавель Вартенслебен, — процедила ведьма, опять сверкнув дьявольскими радужками. — Не надо было с ней связываться. Жадная тварь все испортила.
— Напомню, что «жадная тварь» исполнила все, что было оговорено, — вымолвила колдунья. — Это ты не справилась.
— Да, я не справилась, — красноглазая неожиданно быстро, без противления согласилась с очевидным, не став напоминать об ужасающем эффекте некромантии, накрывшем Хель в шаге от смерти.
Колдунья помолчала, нервно сжав перчатки с такой силой, будто собиралась порвать тонкую, но удивительно прочную кожу. Кстати, с кожевенных мастерских семьи Вартенслебен. Помолчала несколько мгновений, восстанавливая душевное равновесие после вспышки гнева. Это было глупо и бессмысленно — злиться на провал верной исполнительницы, которая в точности исполнила все указания и не добилась успеха по вполне объективным причинам. Но все же …
«В шаге от успеха… Чтоб вас всех Эрдег забрал. Всего один удар мечом — и дело было бы сделано!»
Вдох. Выдох. Она чародейка. Она стоит выше толпы, выше бономов, даже выше приматоров Двадцати Двух — великих семей, единственной аристократии, пережившей Катаклизм. Гнев, страх, злость — это все для низших созданий. А ее удел и добродетель — чистый разум, который подобен воде их глубин великого океана. Вода не сомневается, не испытывает страх, не колеблется. Она просто сокрушает преграду неостановимым напором волн.
— Слишком много сторонних, — отрывисто сказала чародейка. — Хороший шпион всегда имеет хотя бы двух господ. По крайней мере, двух. И получив приказ от одного, бежит сообщать другому за вознаграждение. Так мы узнали, что Вартенслебены ищут Хель. Так что-нибудь еще узнает, что мы ищем ее, рано или поздно… если уже не узнал.
— Ее нельзя убить на расстоянии, — ведьма поймала на лету ход мыслей патронессы, тем более, что эту возможность они дотошно рассматривали.
— Можно.
Колдунья снова замолкла, хлестнув пару раз перчатками о рукав бархатной куртки.
— Можно, — повторила она. — Я отправила заказ на Пустоши. Мне нужна Пестрая Лента.
Ведьма сдержала чувства, благо в дьявольских глазах нельзя было ничего прочесть. Только с шумом втянула воздух.
