себя жалеть — ведь люди снимают у меня кусочек моей коммуналки, платят мне за это деньги и переживают, как бы я их не выгнала на улицу. Радоваться надо, что я сама не в таком же положении!
Но сегодня привычные аргументы не успокаивали. Мысль о сдаче жилплощади внаем раздражала, как ноющий больной зуб. Бесил трубный бас Амалии, доносившийся из кухни, грохот ее сковородок, переплетавшийся с визгливым смехом Лизы. Но больше всего меня злил тот факт, что обе старые клуши вьются вокруг Максимилиана, сидящего на столе перед плиткой Амалии и поедающего блинчики со смородиновым вареньем.
«Хоть рогов сейчас не видно, — уныло подумала я. — Впрочем, Лизу уже ничего не смутит — ни рога, ни хвост!»
В кухне раздался дружный хохот.
— Когда мы жили в Тбилиси… — завела любимую песню Амалия.
Барон прислушался к хохоту, зевнул. Уверенно направился к двери и стал царапать ее лапой. Что же, этого следовало ожидать. Пес привык два-три раза в день выходить во двор, гулять и справлять естественные потребности. И никакие рогатые квартиранты не должны ему в этом мешать.
Я щелкнула замком, открыла дверь. Барон уверенно потрусил к выходу.
— Ой! Там же подъезд закрыт! — подпрыгнула Лиза. — Сейчас, Барончик, сейчас…
— Я его выпущу! — слез со стола Максимилиан. — Пойдем, Барон, я открою.
Я хотела посоветовать ему: не тяни руки к собаке. Укусит — мало не покажется. Люди смотрят на колли, умиленно говорят «Лесси» и пытаются погладить по мягкой шерсти. Никто не задумывается о том, что перед ними стоит самая настоящая овчарка, у которой мощные челюсти, острые зубы и, возможно, вздорный нрав. Колли — добрые собаки, считает народ. Боже, как они ошибаются!..
Я открыла рот, чтобы холодно сказать «Это не Лесси», как вдруг сообразила, что Максимилиан, скорее всего не поймет моего замечания. Вряд ли он смотрел старое кино и одноименный телесериал. Пока я мучительно подбирала нужные слова, Барон понюхал протянутую к нему руку. Одобрительно фыркнул и они с Максимилианом затопали по лестнице.
— Извините… — проговорил Феликс, выглядывая из маминой двери. — Простите… Я хотел бы вас побеспокоить… Можно вас на минуточку?
Я взглянула в его чистые, сияющие синевой глаза, и поняла, что он опять забыл, как меня зовут. Замечательно, что и говорить!
— Я вас слушаю.
— Зайдите, пожалуйста, — оживился Феликс. — У меня к вам просьба.
Я вошла в комнату. Каюк оброс деталями, на полу змеились длинные черные шнуры. Не провода, нет. Черные, странно пахнущие веревки с равномерно вплетенными красными бусинами. Я на всякий случай взглянула на электросчетчик — может, там так мотает, что никаких тысяч баксов не хватит? Нет, все как обычно.
Феликс переминался с ноги ногу.
— Я вас слушаю, — повторила я.
— Вы не могли бы сменить кухарку? — умоляюще попросил он. — Я доплачу вам за беспокойство. Понимаете… тесто невкусное, начинку почему-то подают отдельно, и она тоже невкусная!
Я посмотрела на стопку блинчиков, изготовленных Амалией, банку яблочного повидла, сиротливо притулившуюся рядом с каюком, и злорадно подумала, что смородиновым вареньем Максимилиан брата не угостил.
— Видите ли, Феликс, — ласково сказала я. — Амалия…
— Служит у Марии Александровны уже много лет! — радостно проорал Максимилиан, возникая на пороге. — Она прекрасно готовит традиционные для этого мира блюда. И если они не пришлись тебе по вкусу, это твои проблемы! Терпи, домой вернемся, там пожрешь. А Марию Александровну по пустякам не беспокой. Она и так для нас много сделала. Работай, давай! Заземление до сих пор не поставил… А если гроза?
— Да, да… — закивал Феликс и подобрал с пола веревку.
Максимилиан взял меня под локоть.
— Андрюха спрашивает, чем ты у Барона глистов выводишь, — озабоченно сообщил он. — Я сказал, что не знаю, и лучше тебя приведу, чтобы ты все объяснила. Он Фердику лекарство какое-то импортное купил, а теперь сомневается…
— Вы уже и с Андреем подружились! — ахнула я, вырывая руку.
— Нормальный пацан, — пожал плечами Максимилиан. — Отчего же не подружиться? Пойдем, выпьем пива на свежем воздухе. На брудершафт. А то, как неродные — вы, Максимилиан, вы, Мария Александровна. Мы же все-таки родственники! Хоть и казанские. Тетушкино наследство доставили, не украли по дороге.
Я посмотрела на ехидную усмешку и выпалила:
— Сегодня утром вы напомнили мне, что я заключила с вашим братом сделку. Я взяла у вас деньги и сдаю вам комнату. Я не отказываюсь от своих обязательств. Но в них не входит панибратство с квартиросъемщиками и распитие слабоалкогольных напитков в их обществе!
— Вот так, да? — тихо спросил он. — Ты меня боишься или тебе противно?
— Я… — я вспомнила подходящее слово и высокомерно заявила. — Я не желаю с вами корешиться!
— Макс! — завопили во дворе. — Иди сюда, пиво греется! Роза уже тарань почистила и порезала. Закусон готов!
— Иду! — крикнул в форточку Максимилиан.
— У вас тут и так цветник, — ядовито заметила я. — И Розочки, и Лизочки… как-нибудь не заскучаете. А обращение на «вы» для дальних родственников вполне приемлемо. Будем считать, что вас мама хорошо воспитывала.
— Она так и делала, — серьезно ответил он.
Я вернулась в свою комнату и бессильно слегла на диван. Что же это творится? Даже подозрительный к незнакомцам Андрей воспылал к Максимилиану теплыми чувствами! Про Розу я молчу. Эта ни одних брюк мимо не пропустит. Но Андрей!..
Неужели я, без всяких подписей кровью, заключила сделку с дьяволами? И впустила в наш мир зло, которому для начального этапа хороша и коммунальная квартира? Может быть, сходить в церковь, попросить святой воды, обрызгать комнату и Максимилиана с Феликсом? Хотя жалко будет, если Феликс исчезнет. Он ведь такой красивый! Он не может быть исчадием зла. Просто рассеянный изобретатель вечного каюка, которому не нравятся блинчики Амалии.
В раздумьях о зле, красоте и добродетели, я немного задремала. Из плена завораживающих снов, в которых полуголый Феликс в черной маске собирал каюк на плите Амалии, меня вырвал Барон. Он потребовал вечернюю порцию сухого корма. Пришлось встать, насыпать корм в миску. Налить в другую миску чистую воду, а заодно поставить чайник на плиту — квартиранты не повод морить себя голодом. Надо хоть чаем с бутербродами поужинать.
Эти обыденные действия привели к неожиданному результату. Я узнала, что моему казанскому двоюродному брату не удалось обаять всех без исключения. Исключением оказался Жека, воспылавший к моей новой родне жгучей ненавистью. Судя по всему, огромную роль тут играл звонкий смех Лизы, кормившей Максимилиана лапшой у себя в комнатке.
— Что это за хмыри? — шипел мне Жека, наваливаясь на плиту. — Маша! Ну, приехали, привезли деньги. Это я понимаю.
