Весь день от зари до зари провозюкались. К деревне только на следующий двинулись. И то ближе к вечеру. Пришлось ведь новую волокушу вязать. А прежде отмываться, сушиться, следы заметать. Я охотников уговорил пустой плот на Журавлиные островки отогнать, чтобы тайна моя сохранилась. Пусть в деревне гадают, откуда мы с добычей пришли. Так-то я больше недели отсутствовал. Если не знать, сколько времени на рытьё ямы с отнорком ушло, можно на долгую дорогу подумать. Наши же в основном к закату от Гиблой гнили охотятся, а мы, может, к восходу ходили. Дикая земля сейчас — только мои угодья. Пускай так и останется.
До идущей в сторону града дороги волокушу с грузом охотники по моей просьбе на руках донесли, чтобы путь проследить было сложно. Вчетвером с такой ношей из наших деревенских охотников точно никто бы не справился. Богатыри же Вепря смогли, хоть и им тяжело оно далось. Наслушался я лестных слов, пока пёрли… Аж уши красными сделались.
— Не, Китар славный малый, конечно, но я уже пять раз пожалел, что его наш кабан не стоптал.
Повалившийся на траву Клещ дышал так, словно только что под водой просидел минут пять.
— И не говори, — поддержал его не менее измученный Бочка. — Такие тяжести только под дуркой таскать. И то, лишь пока зелье работает.
У Вепря же с Чопарем даже слов не нашлось. Всё читалось во взглядах. Теперь, пока не отдохнут, лучше мне молчать в тряпочку. А жаль. Вопрос так и рвётся наружу. Я же совершенно забыл про ту крышку от пузырька, что сунул в карман. Сейчас Андер помянул “дурку”, и я сразу вспомнил.
Отошёл чуть в сторонку, нашарил в кармане кругляш. Повезло, что не потерялся при переправе. Достал потихоньку и начал разглядывать.
Ёженьки… Я читать не умею, но память в порядке. Зуб даю, те же самые тут закорючки, что на том бутыльке, который от шута мне в наследство достался. Значит, тем более всё про зелье выспросить надо. Догадки есть, но…
Выждал пару минут и, убедившись, что Бочка успел отдохнуть, осторожно приблизился.
— Дядя Андер?
— Чего тебе, мучитель?
— А, что это за дурка такая? Крышечку ты обронил ещё там.
— Дурка? Ха! — принял из моих рук крышку Бочка. — Это только мы его так называем, чтобы с яростью Вепря не путать. Которая у него на даре, ага. Так-то правильно зелье как раз Ярость зовётся. Боевое зелье, серьёзное. Сил на время прибавляет. По всему троеросту, ага.
— Ух ты! — удивлённо присвистнул я. — И не слышал про такое.
— Откуда бы, — хмыкнул слышавший разговор Вепрь. — Ему ценник полсотни серебром. Вашим даже в голову не придёт за десяток секунд усиления такие деньжищи отваливать. На такой товар штучный спрос. Мы, богатенькие, и то редко его пользуем.
— А его часто и нельзя, — снова взял слово Бочка. — Оно-то и с первой крышу срывает, а второй пузырь за день тяпнешь, так вообще соображалка слетит. Потому и зовём дуркой, что лихо дуреешь от зелья.
— Это как? — округлил я глаза.
— Данное зелье оказывает побочный эффект на разум, — счёл нужным вмешаться в разъяснения Чопарь. — Выпивший теряет ощущение реальности. У него пропадает страх. Он перестаёт чувствовать боль. В таком состоянии можно запросто навредить себе и союзникам. Применять нужно с большой осторожностью, а лучше вообще воздержаться. Опасная штука…
— Но действенная, — перебил дылду Вепрь. — Йока с два мы бы свалили хозяина, не залейся вовремя дуркой. Если опыт есть, можно. И, кстати, его не купить просто так. Запрещёнка. Так что, ты ничего про дурку не слышал. Поднимайтесь, лентяи. До посёлка неблизко. Ночевать сегодня охота под крышей.
* * *
К воротам мы дотащились за час до заката. Удачное время. Как раз перед нами в деревню вернулись последние сборщики. Интересно, какие ватаги в посёлке? Вот по страже сейчас и пойму. Заметили нас как раз. За частокол выбежали — стоят глаза лупят. Ага, всё понятно. Обоих признал. Один дядька — из ватаги Лодмура охотник, другой Глумовский. То, что нужно! Все в сборе, кого видеть хотел.
Вернее, хотел, чтобы те, кому нужно, увидели меня. Рядом с лучшими охотниками Муна, рядом с клыкастой громадиной. Не каждый день возвращаешься домой с головой хозяина леса в компании настоящих богатырей. Специально первым иду, чтобы смотрелось внушительнее. На два шага обогнал Вепря и остальных, что прут волокушу. На лице выражение: “Чего пялитесь? Настоящих охотников не видали?”.
— На ночёвку к вам, — уведомил Вепрь охранников вместо приветствия. — Парень с нами.
Деревенские расступились с поклонами. В глазах такой трепет, что для слов места нет. Охотникам сразу понятно, чья это у нас башка. Каждого в детстве пугали хозяином леса, и вот ожила сказка. Пусть и дохлую её видят.
Ворота у нас широкие — волокуша впритирку прошла. И стоило очутиться внутри, как в деревне мигом поднялся настоящий переполох. Нас мгновенно окружила вездесущая детвора. Следом за малыми тут же начали подбегать взрослые. Бабы, охотники, старики. Охи, ахи, вопросы и крики. Шум, гам, гвалт, вытаращенные глаза и открытые рты.
— Хозяин леса! Кабан кабанов! Вот это чудовище! Ну и страшила! Убили! Добыли! — летело со всех сторон.
И время от времени, отловом чего и были сейчас в первую очередь заняты мои уши, с разных сторон раздавалось удивлённое:
— Наш безродыш? Он с ними? Его же шестилап слопал! Смотри, живой!
Как это было приятно… Но я продолжал шагать рядом с отмахивающимся от вопросов Вепрем, гордо задрав нос и, якобы ни на кого не обращая внимания. До соборной поляны и дома старосты, куда держим путь, ближе, чем до нашей землянки. Не сомневаюсь, что кто-то уже к нам побежал. Успеет Вейка перехватить по дороге или после уже слёзы ей вытирать? Так-то должна. Еле ползём сквозь толпу. Вепрь с Бочкой уже устали на лезущих под ноги рявкать.
Успела! Распихивая сопровождающий волокушу народ, прорвалась в первый ряд — и сходу бросилась мне на шею.
— Китя! Родненький! Жив!
Слёзы градом, сопли ручьём — и плевать ей, что все на нас смотрят. А мне не плевать. Пускай видят, чей брат с великой охоты вернулся. Стиснул крепко, от земли оторвал, закрутил. И не важно, что я ниже и легче. Больше можно не скрывать свою силу. Представляю, что бы сейчас с названой сестрицей творилось, не предупреди я её тогда, что на несколько дней пропаду.
— Китя! Кит! — подоспели и остальные мои неродные родинушки.
Просочившаяся сквозь толпу малышня облепила, повисла на шее, руках и на всём, до чего дотянуться вышло. Зуйка с Фокой и те уже здесь, как и новенький Важик. Глажу по спинам и головам, тереблю ещё больше отросшие волосы. Надо бы подстричь уже некоторых. Неужели, сейчас и Халаш приползёт? Тогда точно расплачусь. Они ведь не знают, что им сегодняшний вечер готовит. Вы думаете, братишка-Кит чудище клыкастое победил. Я судьбу победил! Ну, почти… Дальше не от меня всё зависит.
— Ну полно. Хватит уже. Мы так до темноты не дойдём.
Под строгим взглядом Вепря детвора робко попятилась.
— Прощения просим! — согнулась в земном поклоне Вея. — Думали, сгинул наш братик. Пойдём, Китя, не будем мешаться.
И сестра потянула меня за руку, освобождая дорогу.
— Э не, — прихватил меня за другую руку охотник. — Китар пока с нами. Вместе валили хозяина, вместе и праздновать будем.
Последнее Вепрь нарочно произнёс очень громко, так, чтобы слышали все. По толпе тут же понеслась новая волна охов, ахов. Вея сделала большие глаза и, часто кивая, отступила назад. Небось, думали, я тут с боку-припёку? Ан нет. Теперь будете знать, кому вслед усмехались. Поди, удивил вас Китяшка-безродыш.
Пять минут спустя охотники Вепря, наконец, бросили жерди. Волокуша с потрохами хозяина леса и с его же башкой замерла посреди собора, аккурат напротив дома старосты. Сам Хван с женой, сыновьями и прочими домочадцами уже встречал гостей, стоя возле крыльца. Тут, и его старший Гравр, и хромоногий Краг, и прыщавый Лон. Только Патарки нет, что обидно. Весть-то, конечно, дойдёт до свинёныша позже, но я бы на его рыжую рожу сейчас бы взглянул с удовольствием. Жаль.