На лице его отразилось удивление.
– Эх, как же так? – забормотал корабельный лекарь, помогая юноше подняться. – Слушайте, у меня сейчас будет очень много работы. Вы…
– Мы присмотрим за ним, – торопливо сказала Саттия. – Бенеш, иди сюда.
Но молодой маг словно ее вовсе не услышал. Он поднялся на ноги и замер, глядя на облако красного дыма, до которого осталось не больше сотни локтей. Корабельный лекарь, на ходу бурча что-то, бросился к носовой надстройке, куда начали спускать обожженных матросов.
– Ползет, зараза, точно клоп к жратве, – высказался гном. – Бенеш, ты можешь с ним что-то сделать?
Сельтаро дали второй залп, но на этот раз стрелы встретила невидимая стена. Колдун с галеры потратил часть сил, чтобы поставить защиту. Бенеш медленно, будто преодолевая сопротивление, поднял руки и сделал резкое, сложное движение. Словно завязал в узел очень толстую веревку.
Облако дыма заколебалось, затряслось, как попавший в ловушку хищник, и со зловещим рокотом принялось таять. В последнем усилии его ошметки рванули вперед. Сгинули без следа, но последний саданул в борт так, что затрещали доски, а корабль покачнулся.
– Ура! – завопил Гундихар.
С надстроек долетели радостные крики сельтаро, но Саттия покачала головой.
Вместе с прочими способностями Хранителя Тьмы она приобрела и умение ощущать магию, чуять ее разновидности.
Когда ученик Лерака Гюнхенского колдовал на Теносе, все было просто и ясно. Девушка могла понять, как он применяет свою силу, рисуя знаки Истинного Алфавита и изменяя мир тем способом, что лучше всего подходит для чародеев-людей.
Сейчас же Бенеш сотворил нечто такое, что магией вообще не являлось. Нечто очень странное, похожее скорее на стихийное волшебство геданов, но намного более могучее и невероятно изощренное.
Он словно заставил заклинание в облаке дыма убить само себя.
– Надерем задницы этим уродам! – Гундихар запрыгал, замахал «годморгоном». – А, Бенеш, чего ты молчишь?
Молодой маг не ответил. Он захрустел пальцами, и, глянув на него, Саттия подумала, что только эта привычка и осталась в рыжем конопатом юнце от того растерянного парня, которого они с Оленом защищали от таристеров из Темного корпуса.
– Он не может разговаривать, – сказала она.
Лицо гнома вытянулось, синие глаза недоуменно блеснули.
– Ах, вот какая штука… – пробормотал он мрачно. – Это после встречи с тем альтаро?
Бенеш ничем не показал, что слышит этот разговор. Он подошел к борту и уставился на ближайшую галеру. Сначала не произошло ничего, а потом до корабля сельтаро донесся слитный вопль ужаса. Приглядевшись, Саттия почувствовала, как волосы у нее на затылке начинают шевелиться.
Из весел, из досок бортов и палубы, отовсюду на галере вырастали свежие зеленые ветви. Мачта шаталась, с реи свисали побеги плюща, и щиты в руках воинов становились похожи на маленькие кусты.
Бенеш оживил все до единого куски дерева на корабле поклонников Тринадцатого. Заставил их вспомнить, чем они когда-то были, и заново пуститься в рост. И вновь без малейшего следа обычной магии.
– О боги, – сказала Саттия, думая, какое чудовищное количество силы надо для такого волшебства, какое нужно изощренное умение.
Откуда и то и другое у молодого, пусть даже талантливого колдуна? Неужели на самом деле от посланца Великого Древа?
– Она разваливается, разваливается! – завопил Гундихар.
Сила жизни, проснувшаяся в досках и брусьях, буквально разорвала галеру на части. В стороны полетели гвозди и скрепы, мачта накренилась. Только что бывшее единым целым судно стало набором кусков дерева.
Поклонники Тринадцатого оказались в воде. Те, кто был в доспехах, сразу пошли ко дну. Кое-кто ухитрился схватиться за бревна и доски, и волны принялись швырять тела роданов, точно котенок – игрушку.
– Так им и надо! – Гном показал здоровенный кулак и пробормотал что-то на наречии горного народа.
Скорее всего, нечто очень неприличное.
А Бенеш обратил внимание на вторую галеру. Там заподозрили неладное и попытались свернуть. С кормы потекли струи багрового дыма, но под взглядом мага начали бессильно таять.
Потом судно с крылатой рыбой на парусе резко потеряло ход. От обшивки стали отваливаться доски, с выстреливших из палубы побегов полетели зеленые листья. Вскоре все оказалось кончено, и море жадно бурлило, поглощая невезучих гребцов и воинов.
Саттия со страхом посмотрела на Бенеша.
Молодой маг стоял у фальшборта спокойный, даже равнодушный, словно не он только что уничтожил две боевые галеры. И сделал это с такой легкостью, с какой хозяйка давит зазевавшихся тараканов.
А потом девушка услышала шорох шагов и удивленное восклицание Гундихара.
Она обернулась.
Сельтаро, не отводя глаз от Бенеша, подходили к нему мелкими шажками. Тут были все – моряки, капитан, лучники тар-Готиана и он сам. Лица всех без исключения отражали восторг и благоговение.
– Чего это они? – спросил гном и нервно дернул себя за бороду.
Саттия не ответила.
Первым опустился на одно колено капитан, склонил голову так, что заплетенные в косички льняные волосы упали ему на лицо. За ним на палубу стали опускаться матросы и воины, немного помедлил лишь сотник.
– Посланец Великого Древа, – шептали эльфы, не поднимая глаз.
– Это они что, молятся? – Глаза у Гундихара стали как у глубоководной рыбы, что впервые увидела берег. – И кому? Бенешу?
– Если я все правильно понимаю, он теперь не просто Бенеш, – проговорила Саттия задумчиво.
– А кто?
– Боюсь, что ответа на этот вопрос не знают сами Двуединые Братья.
На вставших на колени эльфов Бенеш не обратил никакого внимания. Даже не поглядел на них. Он развернулся и неспешно побрел в сторону кормовой надстройки.
– За ним, – приказал капитан, и лекарь немедленно сорвался с места. – Следи, чтобы ни волоска не упало с его головы!
А затем, повернувшись к Саттии, добавил, перейдя на язык людей:
– А вас, мессен и мессана, приглашаю позавтракать у меня. Думаю, нам есть что обсудить.
Девушка и гном уныло переглянулись.
– Пошли, чего уж там, – сказал Гундихар, – глядишь, хотя бы похмелюсь.
Третий Гринч-Нас проснулся, как обычно, перед рассветом. Полежал немного в блаженной полудреме, наслаждаясь последними мгновениями покоя. А потом встал и отправился будить домашних. Надо успеть, чтобы к тому моменту, когда край солнца покажется над горизонтом, в доме все читали первую молитву дня.
Солнца на Калносе из-за висевшего над островом тумана не видели много месяцев. Но жрецы Господина, как было велено называть бывшего князя, непонятно как ощущали восход и узнавали, если кто пропускал его.
Провинившихся ждало суровое наказание.
Вообще жизнь Третьего Гринч-Наса, скромного хозяина таверны «Морская крыса», в последнее время резко изменилась. Хотя, честно говоря, перемены коснулись большинства островитян. Начались с того дня, как на Слатебовом холме возник огромный храм с тринадцатью шпилями на крыше, и привели к тому, что жители Калноса начали шептать, что их правитель лишился разума.
Шептать очень тихо, чтобы не сгинуть в недрах того самого храма.
После восстания городской стражи, когда погибло много славных гоблинов, князь резко изменился. Он под угрозой смертной казни запретил моления богам Алиона. Старые храмы были разрушены, жрецы исчезли. По слухам, князь принес их в жертву себе.
С этого же времени повелел звать его Господином.
Править Калносом стали чужаки из тех, что строили храм. Опытные капитаны отправились на безумную войну со всем Архипелагом. Из мужчин остались жрецы Господина, что научили обитателей острова новым молитвам, и те, кто не годился для войны.
В том числе и Третий Гринч-Нас.
Стритон, некогда шумный и полный жизни город, опустел. Тоска и страх поселились на его улицах.
Война, к всеобщему удивлению, оказалась успешной. По слухам, храмы Господина появились на всех островах, принадлежащих гоблинам, и рати, шедшие в бой под флагами с Молотом и Крылатой Рыбой, высадились на кусках суши, занятых людьми.
