— Вот еще! Буду я его дергать с такой мелочью! Здесь достаточно Джаниса. Где его гриски носят?
При чем здесь Джанис?
Я открываю рот, чтобы задать этот вопрос, но говорю совсем другое.
— Прекрати немедленно! Сядь! — даже не говорю — рявкаю. Да таким приказным и властным тоном, что сама себе удивляюсь. Не ожидала от себя такого. А еще меньше ожидала, что маг послушается.
Ну а что еще делать, если он собирается встать?
А дальше я как будто разделяюсь на две Франчески. Одна действует, а вторая наблюдает за ней в безмолвном удивлении.
— В этом доме есть бинты?
— Все есть на втором этаже, в лаборатории. Я как раз туда собирался, когда вы начали играть в бравого командира центурии, — он снова порывается встать.
— Да сядь же, — мне приходится пихнуть его обратно на диван. — Не усложняй мне работу! Где именно в лаборатории?
— Ты не найдешь.
— Найду. Ну?
— Третий шкаф от двери… или второй. Не помню точно. Верхняя полка.
Выслушав объяснения, я бегу вниз по лестнице. Маг, верно, считает меня совсем за идиотку, потому что я без труда нахожу все нужно — спиртовые настойки, мази, чистые бинты, иглы и нитки для сшивания раны. Складываю все в медный таз и так же бегом возвращаюсь наверх.
Элвин все так же сидит, зажимая рану. При виде меня ухмыляется и бормочет что-то о квартерианском милосердии, но я слишком занята, чтобы вникать в его остроты.
Сметаю со стола наваленные бумаги и безделушки.
— Сеньорита, вы решили уничтожить мою комнату?
Но та, другая Фран, которая сейчас действует, совсем не обижается на слова мага. По правде сказать, она их едва замечает, вся поглощенная куда более важной задачей. Я выкладываю на столе лекарства и сую под нос магу таз:
— Воды!
Таз наполняется теплой водой.
— Повернись!
— Леди, я вас боюсь, — его голос дрожит от сдерживаемого смеха. — Кто вы такая и что сделали с моей кошкой?
— Не смейся, — укоризненно говорю я, смачивая рану и отлепляя пропитанные кровью лохмотья. — Так крови больше.
— Не буду, — соглашается он. — Так еще и больнее.
Вода в тазу быстро становится розовой, потом красной.
— Вон тот пузырек из темного стекла, — указывает маг.
Я послушно откупориваю бутылочку. В нос шибает резкий запах спирта и трав.
Пока я обрабатываю рану, Элвин шипит и ругается сквозь зубы. Потом командует:
— Банка с синей крышкой.
Внутри густая, пахнущая травами субстанция.
— Это что? — с подозрением спрашиваю я. У нашего медика в Кастелло ди Нава никогда не видела ничего подобного.
— То, чем вы мне сейчас смажете рану. Перед тем, как забинтовать.
Я фыркаю, но подчиняюсь. Не хочет объяснять и не надо. Ему же хуже, если я что-то сделаю неправильно.
Мазь очень жирная, темно-зеленого цвета. Покрытая ею рана выглядит жутковато, но кровотечение разом прекращается. Я вставляю нитку в иглу, но маг качает головой:
— Не надо.
— Заживать будет дольше. И шрам останется.
— Шрама не останется, а заживать будет до прихода Джаниса, чтобы ему сдохнуть, но не раньше, чем вернется домой.
— При чем здесь Джанис?
Вместо ответа Элвин кивает на бинты:
— Займитесь перевязкой, леди. Раз уж вызвались играть в доктора.
Я вспыхиваю от гнева. Ну конечно, отвечать на мои вопросы совсем не обязательно. Можно просто шпынять меня и раздавать указания.
— Кажется, вы и сами неплохо справитесь.
Он улыбается:
— Справлюсь. Но вы своими нежными ручками сделаете это лучше. Давайте, Франческа! Я в вас верю.
Его слова будят во мне глухое возмущение. Я отступаю, на всякий случай пряча руки за спиной, и мотаю головой.
Теперь, когда из раны больше не хлещет кровь при каждом выдохе, я вообще не понимаю, что на меня нашло. Что я делаю наедине с полуобнаженным мужчиной и зачем вызвалась «играть в доктора»? Испугалась, что он умрет? Разве не об этом я молилась совсем недавно?
Только что, минуту назад, он был просто страдающим от раны человеком, которому нужна моя помощь, но стоило начать думать о нем, как о мужчине, и в голову полезла тысяча мыслей — в основном глупых и стыдных. Например, про то, что он идеально сложен — широкие плечи, по которым хочется провести рукой, стройная талия, прорисованные мышцы на груди и животе с тонкой сеткой старых шрамов. Белые, они почти не заметны на светлой коже…
Смешно: мне по-прежнему до тошноты отвратительна мысль о сексе, но нравится смотреть на Элвина.
…потому, что он — красивый, и пусть я привыкла ценить в людях прежде всего душу, телесная красота тоже важна…
И совсем уже не к месту вспоминаются наши поцелуи. Вкус его губ, горячие объятия…
Ужасно! Как я могу думать о таком? После всего, что он со мной сделал?
Стыдно. Просто невыносимо стыдно, чувствую, как краснею густо-густо, хочется просто сгореть на месте. Хвала всем богам, маг не может прочесть мои мысли!
— Ну, как хотите. Все равно спасибо за помощь, — он берется нарезать бинт, а я веду себя как полная дурочка, потому что от теплоты в его голосе и этого «спасибо» снова таю и бросаюсь помогать.
— О, женщины, — бормочет он, прикрыв глаза.
— Так при чем здесь Джанис? — спрашиваю я, чтобы отвлечься от непристойных мыслей
— Он разбирается в магии жизни.
— А вы?
— А я — нет. Не дано.
— Но я помню… — воспоминание добавляет смущения, а я и без того чувствую себя ужасно неловко. — Тогда, в Анварии… вы меня лечили.
Впервые, вспоминая тот проклятый трактир, я думаю не о том, как Элвин надел ошейник утром, но о том, как он заботился обо мне вечером.
Бочка с теплой водой. Исцеляющие прикосновения. Мазь от синяков, которую он достал у трактирщика. Объятия, прогоняющие кошмары.
Я так старалась не думать ни о чем кроме своего унижения. Не вспоминать. Не возвращаться. Думать только про свою обиду и ненависть.
Так было легче.
А сейчас вдруг приходит запоздалая благодарность. За поддержку и помощь. И за то, что Элвин ни разу не напомнил мне о том вечере.
Поэтому я и помогла ему сейчас. Это — как возвращение долга.
— Ну, вот только это и могу, — он разводит руками. — Ты куда?
— Вылить воду.
— Да ну брось! — маг ловит меня за руку и заставляет опуститься рядом с ним на заляпанный кровью диван. — Посиди со мной.
И я остаюсь.
Вечер укутывает город шерстяным одеялом, а мы сидим рядом и говорим. В комнате смеркается, и в зрячей темноте Изнанки проступают контуры предметов.
Без света уютней.
Мы сидим рядом, близко-близко, Элвин сжимает мою руку. Я почти могу слышать его дыхание, ощущать лихорадочный жар его тела. От этой близости по коже бегут мурашки, но сумерки скрывают мое смущение.
