Знак ресницами, выражающий полное согласие.
— Моана, скажите еще: есть новости от наших?
— Последняя радиограмма от мужа: они уже повернули к дому. Будут через восемь дней, если не случится чего-то экстраординарного.
Иначе говоря, успеют в порт до начала сезона штормов, причем с запасом.
— Все люди целы?
— Я так и знала, что вы спросите. Сарат тоже знал…
Улыбка без примеси ехидства.
— …и заранее ответил: все невредимы и здоровы.
Я улыбаюсь в ответ.
— Извините за неделикатный вопрос личного свойства: как вы устроитесь с детьми, если сами пойдете на свадьбу, и Ира тоже пойдет?
— Я попросила Намиру.
Я попытался представить, как это все будет: с учетом длительности пути туда и обратно, да сама свадьба продлится уж никак не менее четырех часов… А что дети будут есть? Получилось непредставимо. Впрочем, нет; вообразить такое я смог.
— Неужели она согласилась…
На этот раз в улыбке дамы появилась некоторая доля стервозности. Видимо, реакция на мою тупость.
— Об ЭТОЙ проблеме вам не стоит беспокоиться.
Я не хотел так говорить. Оно само вырвалось:
— Моана, вы — при всем вашем уме! — даже представить себе не можете, как мне вас не хватает.
На сей раз в улыбке была обычная человеческая теплота.
— Вы и сейчас ошибаетесь. Могу.
* * *
(и еще одна сцена, которую я видеть никак не мог)
Академик Судур-иг был не из тех, кого можно долго мариновать в приемной. Первый Академик и не собирался этого делать.
— Доброго вам утра, Первый.
— И вам. Вас давно не было видно.
— Не хотел вам надоедать без веских причин.
Это был претолстый намек на то, что именно сейчас таковая причина сыскалась.
— Я вас слушаю.
Не было сказано «внимательно слушаю».
— В последнее время я пристально слежу за действиями некоего Профес-ора…
Рассказ был терпеливо выслушан. По его окончании Первый Академик сделал брови домиком, а в тоне его голоса появились сожалеющие нотки:
— Мой промах, Старейший. Совершенно упустил из виду, что, отдав приказ собирать информацию об этом человеке, я должен был поставить в известность вас о результатах расследования…
Ирония ответа была самым тщательным образом замаскирована: ровно настолько, чтобы ее заметил лишь очень опытный и проницательный визави.
— …но это легко исправить.
Первый протянул руку за спину к полкам и достал, не глядя, увесистую папку. Старейший с чистой совестью мог бы ее и не брать. И без этого было ясно, что все его опасения и подозрения уже взвешены Первым и сочтены недостойными внимания — в противном случае почтеннейший Судур узнал бы о папке много раньше. Но отказаться от материала было, конечно, совершенно немыслимо. Вдобавок Первый Академик не посчитал за труд добить собеседника, вообразившего о себе слишком много — разумеется, самым деликатным и вежливым способом.
— Здесь собраны данные об этом человеке, а также аналитические обзоры. И я попросил бы вас, Старейший…
Тут в голосе Первого появились прямо-таки заискивающие нотки.
— …немедленно сообщить мне в случае, если эти материалы подтвердят ваши подозрения. Также попросил бы вас не копировать.
Последняя фраза не ставила под сомнение честность Судура. Но деликатная информация вполне могла уйти через его подчиненных.
— Будьте уверены, почтеннейший, все будет сделано в соответствии с вашими пожеланиями.
Худое, длинное лицо Первого Академика сделалось почти круглым от приятнейшей улыбки.
— Но у меня будет к вам просьба, Старейший.
— Все мои способности к вашим услугам, Первый.
— Если вы обнаружите некую информацию, не вошедшую в эту папку, не откажите в любезности предоставить ее в мое распоряжение. Но!
Теперь выражение лица хозяина кабинета не посчитал бы приветливым и самый закоренелый оптимист.
— Вы меня очень обяжете, если будете собирать и регистрировать факты, но никак не домыслы и не подозрения.
Подобного вида просьбами от Первого пренебрегать не стоило. Под таким утверждением подписался бы любой член Гильдии магов. Судур не был исключением.
— Именно это я и сделаю, почтеннейший, уверяю вас.
— В таком случае не смею вас задерживать. Всего Пресветлого.
— И вам.
В течение долгого времени я полагал мою Иринку существом женского пола. Но события перед свадьбой заставили меня усомниться в этом, ибо в части нового платья она уперлась, как баран, не как овца. Главным аргументом было: «Не хочу тратить деньги!» Вторым и тоже главным: «Мои платья и так хороши.» Бережливость, накрепко засевшая в спинном мозгу.
Простой нажим и уговоры дали нулевой результат. Пришлось объезжать препятствия на козе:
— Ты же полноценный член команды. Травница. Между прочим, твоя присыпка спасла руку сержанту Малаху.
Это подействовало. Иришка открыла до отказа глаза, а заодно и рот:
— Ка-а-ак???
Я был убедителен, как политик перед выборами:
— Он поранил руку, когда мы копали кристаллы — вот от сих до сих…
Это было правдой.
— …но я сообразил промыть рану твоей замечательной настойкой и воспользоваться присыпкой — той самой, что ты пробовала на мне. Через два с половиной дня все зажило.
Моя милая не желала сдаваться без хорошего арьергардного боя:
— Но при чем тут платье?
— При том, что ты на него честно заработала: своим трудом на команду. Малах подтвердит.
Противник заколебался, и тут подоспел стратегический резерв в лице Моаны:
— Я берусь с тобой поехать и подобрать такое, чтобы тебе было по средствам.
Изящность этого хода подкосила иришкину уверенность, мне же осталось лишь малость подпихнуть:
— А я берусь за самое трудное: не мешать вам.
Женщины прыснули. Ира сдалась.
Оставшееся время до свадьбы, разумеется, не было потрачено на отдых: понадобилось частично восстановить русский язык у Наты, ей же я задолжал много сказок. Правда, часть долга я выплатил уже слышанными. И далеко не все расчеты и чертежи были готовы.
Отдать справедливость Моане: свое дело она знала. На свадьбе Ира блистала, а я играл малопочетную роль мужа при жене, фона, заднего плана. Пришлось слегка напрячься, чтобы не выпирать из этой роли.
Свадьба отгремела. А через два дня в поместье появился Сарат с компанией (не было лишь капитана Дофета). Лаконичность нашей беседы уязвила бы любого спартанца:
