Князь выдернул стрелу из ветхого одеяния и, не сводя глаз с темных кафтанов, нашарил в песке гладкий увесистый валун. При этом он полз вверх по склону и, когда уперся затылком в переплетение сосновых корней, понял, что стал идеальной мишенью для арбалетчиков. Один из них уже успел до упора довернуть ворот, поставить тетиву на стопор, но в тот миг, когда он накладывал стрелу, раздался свист пращи, и пущенный камень угодил стрелку точно в лоб.
Тут над головой Владигора раздался треск, сверху посыпались мох и древесная труха, вслед за этим две мощные руки вцепились в ворот княжьего тулупчика и сильным рывком затащили Владигора за толстый ствол сосны.
— Да, князь, добавил ты нам хлопот, — услышал он голос Ракела, — да и себе тоже: угораздило тебя на ночь глядя в рванье по Посаду шляться! От одного-то душегуба вырвались, так, не ровен час, к другому в лапы угодим — вон каких зверей на нас натравил!
Владигор посмотрел вниз, куда указывал Ракел. Всадники, преследовавшие его, уже прорубились сквозь завал и, прикрываясь снятыми с коней седлами, растягивались в редкую цепь вдоль по руслу ручья. Каждый держал в руке взведенный арбалет и не сводил глаз с древесных стволов, за которыми скрывались беглецы.
— Ничего, князь, уйдем! — прошептал подкравшийся Берсень. — Я этот лес еще мальчонкой облазил, каждый валун помню.
— А эти что, до тридцати лет на печи лежали да жамки медовые трескали? — усмехнулся Ракел, кивнув в сторону дружинников.
— Это мы сейчас проверим, — сказал Берсень, вновь продевая ремень в кожаные петли ножен и подпоясывая тулуп. — Пойдем, князь, есть тут одна нора, там нас ни одна собака не найдет.
— А этого на себе потащим или сам пойдет? — Ракел кивнул на сидящего у валуна бродягу.
— Пойду, если светлейший князь позволит, — сказал тот, вскакивая на ноги и тут же бухаясь на колени перед Владигором.
— Не ползай — не люблю, — сказал Владигор. — Идти можешь?
— Могу, светлейший князь, очень даже могу, — живо вскочил бродяга, — пять пар сапог стоптал, пока по твоим приказным избам ходил да правды добивался!
— Где ж ты, голь, столько сапог набрал? — усмехнулся Берсень. — Хорошая пара коня стоит.
— А я, может, не всегда голью-то был! — огрызнулся тот, стрельнув на Берсеня злым, острым взглядом.
— Точно, — сказал Ракел, — по повадке вижу.
— Ладно, потом разберемся, — сказал князь, — а сейчас надо поспешить. Сдается мне, что они гонца за подмогой послали. Обложат нас, как волков, псов натравят да и выгонят прямо на копья.
— Ничего, князь, авось не обложат, — буркнул Берсень. — Идем!
Как ни спешили беглецы выйти за пределы возможной облавы, посланный гонец успел их опередить. Князь понял это, когда тишину прозрачного осеннего леса вдруг оживил далекий людской говор и заливистый лай спущенных со сворок собак. Те еще не почуяли беглецов, но, послушные командам выжлятников, рванулись в чащу и стали прочесывать кусты и буреломные завалы, поводя мокрыми носами в пахнущем лесной прелью воздухе.
Но первым заметил Владигора его любимый охотничий сокол Гуюк, всегда сидевший на перчатке князя при лисьей или заячьей травле и стрелой взмывавший в небо, когда князь сдергивал кожаный колпачок с его хищной остроклювой головки. Гуюк описал над лесом стремительное полукружье и, завидев четырех беглецов, завис в воздухе, трепеща острыми серповидными крыльями.
— Сокольников пригнали, крепко прижать хотят, — мрачно процедил Берсень при виде Гуюка. — От птичьего глаза не скроешься.
Владигор не ответил. Он вскочил на покатый замшелый валун, поднял голову и выставил перед собой согнутую в локте руку.
— Гуюк! Гуюк! — негромко позвал он, похлопывая перчаткой по локтевому сгибу.
Сокол сложил крылья, замер в воздухе, камнем упал между ветвями и, выставив перед собой желтые чешуйчатые лапы, впился когтями в рукав княжеского тулупа.
— Да ты и вправду князь! — восторженно прошептал Ракел, глядя, как сокол вертит по сторонам желтоглазой головкой и складывает на спине остроконечные полосатые крылья.
— А ты сомневался? — усмехнулся Владигор, соскочив на землю. — Чего ж тогда пошел за мной?
— Участь переменить захотелось, — сказал Ракел. — Надоело дворовым псом жить. Тем-то что, они другой жизни не видали, а я не весь свой век на цепи сидел!
— Смотри, как бы опять не посадили, — сказал Владигор, прислушиваясь к лаю и поглаживая сокола по плоской пестрой головке. — А могут и сразу на плаху — да под топор!
— Это еще бабушка надвое сказала! — хмыкнул бывший наемник. — Пусть сперва поймают!
Между тем лай собак и перекличка загонщиков ясно показывали, что кольцо вокруг беглецов сжимается. Владигор уже ясно различал в хриплом собачьем брехе глухой, бухающий голос Задирая, в одиночку бравшего матерого волка, и редкий лай Ухватая, способного впиться в медвежий загривок и висеть на звере до тех пор, пока охотник не подоспеет с рогатиной. Он первый и показался между редкими засохшими ольшинками, когда беглецы вышли на сухое мшистое болотце. Гуюк все так же сидел на плече Владигора, вцепившись когтями в тулупчик и беспокойно вертя по сторонам желтоглазой остроклювой головкой. Завидев пса, сокол оживился, встряхнул крыльями и издал короткий сухой клекот, как бы ожидая от князя охотничьей команды. А Ухватай, подбежав к Владигору на расстояние одного прыжка, вдруг замер, присел на задние лапы и с недоумением уставился на беглецов.
— Ухватай! Гуюк! Выручайте! — прошептал князь, глядя в холодные стальные глаза пса и подставляя соколу обмотанное кожаным ремнем запястье. — Уводите след!
Сокол неловко, бочком, перебрался на ремни, посмотрел на солнце, уже перевалившее далеко за полдень, взмахнул крыльями, резкими зигзагами набрал высоту и, описав над болотцем плавную дугу, с клекотом потянул в сторону темного, поросшего вековым ельником холма. Ухватай вскочил на кочку и, издав истошный злобный вой, устремился следом.
— А теперь уж, братцы, как повезет, — шепнул Владигор, падая между кочками и вжимаясь в плотный упругий мох. — Авось перележим!
Его спутники проделали то же самое. Ракел для верности даже, подмял под себя навязавшегося невесть откуда бродягу и заткнул ему рот пучком сухой осоки. Но это было уже лишнее: бродяга и так лежал безмолвно и лишь иногда с немым ужасом смотрел на жесткое скуластое лицо Ракела со скобкой черной курчавой бороды.
— А я ведь тебя где-то видел, — шептал он, прислушиваясь к звукам погони, то набегающим, как волна прибоя, то вновь откатывающимся в глубь леса.
Временами шаги и голоса раздавались так близко от Владигора, что он изо всех сил вжимался в мох, готовый, впрочем, в любой миг вскочить и заткнуть глотку слишком ретивому и удачливому загонщику. Но таковых не нашлось, и звуки погони в конце концов затерялись в глухих дебрях, куда увели ее Гуюк и Ухватай.