На этом языке говорят драконы, на нём говорил Сегой. Тот Сегой, что сотворил острова. Это язык наших древних песен и заклинаний. Любая ведьма назовёт несколько слов из Древней Речи, но этого недостаточно. Очень многое было потеряно. Многое осталось в памяти драконов и Древних Сил Земли, или вообще не известно ни одному живому существу в этом подлунном мире, и поэтому навсегда закрыт их смысл для человека. Как видите, нет конца познанию нашему. И если какой-нибудь выживший из ума маг захочет, например, вызвать всемирную бурю, то ему придется произнести не просто слово «буря» или «иниен» на Древнем Языке, а назвать каждый залив морской, каждую часть моря, что омывает Архипелаг, а потом назвать и те воды, которые разлились за Дальними Землями и так до бесконечности, до тех пределов, где имя должно утратить своё значение. Имя и есть та сила, что составляет нашу магию и вместе с тем ограничивает её. Маг должен отвечать лишь за то, что непосредственно находится в сфере его влияния, что он может без труда назвать, обозначая тем самым пределы своей власти. И тогда всё будет хорошо. В противном случае, слабая сторона нашей силы вступит в свои права, и мы изменим то, что менять нельзя, и тогда нарушится Великое Равновесие. Моря выйдут из берегов своих и обрушатся на острова, и в Великом Безмолвии погибнут все имена и звуки».
Джед долго думал над смыслом этих слов, и они глубоко запали ему в душу, но даже осознание всей значимости своего труда не облегчили тех тягот, которые нужно было вынести в течение целого года, проведенного в Одинокой Башне. В самом конце пребывания в Башне Курремкармеррук сказал только: «Ты хорошо начал, мальчик». И всё. И это за бесконечные труды и лишения?! Но маги говорят только правду, и истина была в том, что Джед сделал первые робкие шаги по пути изучения имён, а чтобы проделать весь путь, не хватило бы и целой жизни. Ему позволили покинуть Башню раньше положенного срока — это и была единственная награда за скорую усердную учёбу.
Он шёл теперь на юг один через весь остров, в самом начале зимы, среди пустых и безжизненных просторов. С наступлением ночи начался дождь. Джед не произносил заклятий, чтобы отогнать непогоду: здесь всё, что касалось погоды, подчинялось Учителю Ветров, и без его ведома никто не мог творить чар на этот предмет. От дождя Джед укрылся под раскидистой ветвью лиственницы. Укутавшись поплотнее в плащ и лежа на сырой земле, он вспоминал об Огионе, который, наверное, так же бродил сейчас но горам Гонта, устраиваясь на ночлег, где придется. При этих мыслях Джед улыбнулся: светлый образ Огиона согревал его душу. В таком блаженном состоянии он с миром отходил ко сну, не замечая ни холода, ни сырости, ни вкрадчивого шёпота дождя. Пробудившись на рассвете, он увидел, что дождь уже кончился, а в складках его плаща пристроилось какое-то странное существо, ища защиты и тепла. Это была довольно редкая зверюшка. Джед с трудом вспомнил её имя — оутак.
Только на четырёх островах Архипелага обитают они: на островах Скала, Энсмер, Поуди и Ваторт. Эти существа с милыми мордашками малы и слабы, они покрыты коричневым мехом, и только большие глаза удивлённо смотрят на мир. Но при этом зубки их остры, а характер вспыльчив, поэтому приручить их нет никакой возможности. Они никогда не кричат, не пищат и не воют. Кажется, и голоса-то у них нет. Джед слегка коснулся зверька пальцем, и он проснулся, сладко зевнул, при этом показав свой коричневый язычок и белые острые зубки. Зверёк совершенно не испугался Джеда. «Оутак», — сказал Джед и вдруг вспомнил тысячу имён различных животных, которые он выучил в Башне, и тогда произнёс истинное имя зверька на языке Древней Речи: «Хоег! Хочешь пойти со мной?»
Оутак уселся на ладони Джеда и спокойно начал чистить свой мех.
Тогда Джед устроил его в складках капюшона и отправился дальше. Иногда днём зверёк соскакивал на землю и исчезал в лесу, но всегда возвращался и обязательно с мышкой в зубах, явно предлагая её хозяину на ужин. Джед вежливо отказывался от угощения, и они шли дальше, пока, наконец, вдали не засверкали огни Большого Дома. Все встретили Джеда тепло и радушно и предложили войти в ярко освещённый зал. Для Джеда это было равносильно возвращению домой. Во всей жизни не было у него места роднее. Джед был счастлив видеть знакомые лица. Дрок шёл к нему навстречу, широко улыбаясь своей доброй улыбкой, и Джед понял, насколько ему не хватало всего этого. Дрок уже кончил школу и был посвящён в маги, но это обстоятельство ничего не изменило в их отношениях. Они заговорили, и Джед понял, что за несколько минут он узнал больше, чем за целый год, проведённый в Башне.
Оутак по-прежнему сидел в складках его капюшона. Друзья устроились за большим столом в общей трапезной. Дрок хотел погладить зверька, но тут же отдёрнул руку: оутак обнажил острые маленькие зубки. Дрок засмеялся:
— Говорят, что человеку, который приручил дикого зверька, покровительствуют Древние Силы камня и ручья. Жди, Перепелятник, скоро и вода и камень начнут говорить с тобой.
— Странно, — не утерпел вездесущий Морион, — я слышал, что у Владыки есть ворон, а Маг из Арка, как уверяют старинные песни, держал даже дикого вепря на золотой цепи. Но чтобы носить с собой крысу — об этом, признаюсь, я ничего не слышал.
Все дружно рассмеялись. Рассмеялся и Джед. Это был прекрасный вечер, и так приятно было оказаться вновь в тепле, среди людей, которые понимают тебя. Но в словах Мориона было немало перца.
В эту ночь Большой Дом посетил Правитель с острова О. Когда-то он сам был учеником Архимага и теперь постоянно навещал школу либо на Зимние Торжества, либо во время Летних Празднеств. Вместе с лордом приехала и его супруга, молодая, красивая женщина с чёрными, как смоль, волосами, украшенными диадемой из опалов. Женщины, да ещё такие красивые, в здешних местах были редкостью, поэтому мудрые учителя неодобрительно посматривали на чужестранку. Молодые же ученики, напротив, глазели вовсю и без особого стеснения.
— Да для такой я что хочешь сделал бы, — не удержался Дрок, обращаясь к Джеду.
— Но она всего лишь женщина.
— Принцесса Эльфарран тоже была женщиной, а перед ней простёрлись во прахе все Внутренние Земли, а Высший Маг Хавнора не задумываясь отправился на гибель.
— Басни, — отмахнулся Джед. Но он тоже начал посматривать на леди, недоумевая, действительно ли существовала такая смертная красота, о которой повествуют легенды.
Учитель Песнопений начал длинную песнь из «Деяний Юного Короля», и все сидящие за столом подхватили её. Стройный хор голосов зазвучал под сводами трапезной. Морион встал и направился к тому месту, где сидел Архимаг с гостями. Он без всякого стеснения, как равный, обратился к леди. Морион был далеко уже не мальчик. Серебряная застёжка красовалась на меховом воротнике его. Он сказал что-то, обращаясь к леди, и она улыбнулась: опалы ещё ярче засияли в её диадеме. С благословения Учителей Морион показал всё, на что был способен. Белое дерево в миг выросло из каменного пола Трапезной. Ветви его достигли потолка, и на них засияли золотые яблоки. Пташка появилась среди ветвей, белая как снег, и золотые яблоки превратились в кристаллы, сыпавшиеся на пол, как тяжёлые капли дождя, и сладчайший запах наполнил огромную Трапезную. Дерево продолжало цвести, и на нём появились розовая листва и белые, как звёзды, цветы. Леди чуть не закричала от восторга, потом милостиво склонила голову перед юным магом в благодарность за его искусство:
