Хотя в глубине души я осознавал, что это лишь мои мечты, ничем не оправданные, я тешил себя мыслью, что Гвидион помнит обо мне и даже, может быть, ждет меня. Я, конечно же, нужен ему. Не знаю, зачем, но наверняка нужен, как нужен он мне.
Но теперь я только призрак того оборотня, который когда-то жил и сражался, любил и ненавидел. Могу ли я вернуться к Гвидиону в таком виде, жалкой и слабой тенью самого себя? Захочет ли Гвидион, могущественный и мудрый, всегда ценивший силу и отвагу, принять меня?
О боги, что же осталось от того чистого и наивного юноши, каким был я прежде, когда уходил из Эринира, покинув навсегда собственное племя, бросившись вслед за столь же чистой и светлой Мораной. Но, полюбив Бренна, она стала другой, и вслед за ней преобразился мир. Я последовал за своей мечтой и изменил свою судьбу. Судьба же редко балует тех, кто ей изменяет. Она привела меня на путь сильных и странных людей, на путь величайшего мага Гвидиона, могущественного короля Белина и беспощадного кельтского вождя Бренна. Мир, казавшийся мне поначалу таким чуждым и враждебным, начал меняться, становиться более удобным и приемлемым. Но только теперь я понял, что менялся не мир, а я сам. Кем стал я теперь? Как хотел бы я походить на своего вождя Бренна, отвагой и храбростью прославившегося на весь Медовый Остров. Тепло, уют, роскошь этого дома я должен покинуть уже только потому, что так поступил бы Бренн. Я и так потерял прежнюю сноровку и приобрел подозрительный жирок над набедренной повязкой. Баня, дорогое вино, изысканные яства, утонченные разговоры с мудрейшими эллинами — все это слишком прекрасно для дикого горца с севера Медового Острова. Пора сменить роскошные эллинские одежды на клетчатую юбку эринирского волка. Пора взять в руки мой странный Меч, о позор мне, я ни разу не вынимал его из-под лежанки, куда спрятал в первый же день своего пребывания здесь.
Вспомнив о Мече, я начал рыться в соломе, мучаясь страхом, что Аристокл мог приказать своим рабам похитить Орну. Но, слава Великой Богине, Меч был на месте. Возможно, в этом доме не нашлось человека, способного поднять его, но скорее всего о нем просто забыли. Тем лучше, я по-прежнему обладал таинственной властью над этим оружием.
Я выволок завернутый в куски кожи Меч Орну и сбросил грязные лоскуты. Клинок тускло сверкнул, и я вспомнил, как Бренн сжимал двумя руками рукоять Меча. Как грозен и величественен он был, таков ли я? О нет! Я и прежде-то не походил на него, теперь же, заплывший от жира пьяница имел наглость мечтать стать похожим на величайшего героя Медового Острова. Даже тусклый блеск клинка показался мне осуждающим. А Волчонок смотрел на меня полным восхищения взглядом. Взглядом, которого я не был достоин.
Мою собственную одежду, в которой я был, когда попал сюда, я, конечно, не нашел. Ну да не беда, эллинскому платью еще придется послужить мне.
Я уже знал: старые сказки о том, что металл не позволяет перевоплощаться, — всего лишь сказки. Но он мешает процессу обращения в зверя, делает его болезненным и плохо контролируемым. Одежда, изготовленная из шерсти или кожи животных, претерпевает трансформацию вместе с телом оборотня. Но вот металл не подвержен этому процессу. Как поступить с мечом, мне было ясно. Я знал по рассказам Гресса, что оборотни привязывают оружие к спине. Тогда после перевоплощения волк сможет тащить меч на себе.
Я нарезал ножом ремни из шкур, покрывающих мою кровать, и, сняв с себя браслет, принялся прилаживать за спиной Меч. Прикосновение металла к позвоночнику вызвало неприятную судорогу в теле. Мальчишка смотрел на меня, распахнув глаза от ужаса.
— Что бы ни произошло сейчас, молчи! — сказал я ему. — Ты понял меня, звереныш? Даже если я сдохну на твоих глазах, ты не издашь ни звука!
Волчонок кивнул и засунул в рот кулак, видимо, ожидая увидеть самое худшее.
Мне много приходилось слышать о том, что железо мешает перевоплощению, делает его длительным и мучительным. Но, насколько мучительным, я даже не мог себе представить.
Я корчился на полу перед обхватившим свою голову Волчонком. Не знаю, как мне удалось сдержать крик. Я хрипел и задыхался. Волки вообще плохо переносят боль, чувствительность оборотней выше, чем у обычных людей.
Наконец перевоплощение закончилось, боль улеглась, я поднялся на дрожащие лапы и прошелся по комнате. Меч сполз на бок и тащился за мной по полу. Тогда я понял, что умению привязывать меч мне придется учиться. Чем я и занялся.
Обратная трансформация прошла легче. Перевоплощение в человека вообще всегда происходит быстрее и проще, чем в волка.
Попытка удалась лишь с третьего раза, когда я догадался наконец забросить кожаные ремни за шею и на плечи, сделав из них подобие ярма. За один этот вечер мне пришлось пережить столько боли, сколько еще никогда не доводилось.
Мальчишка все это время тихонько рыдал, забившись в угол.
— Дорого же ты мне достался. Волчонок, — сказал я ему после того, как опробовал очередной способ крепления меча.
Надо сказать, что с привязанным к спине мечом я терял многие преимущества волка. Я стал неуклюжим, медлительным и неповоротливым. Невозможно быть идеальным воином-человеком и одновременно волком. В каком-нибудь из воплощений приходится идти на компромиссы.
Я не знал, как преодолеть охрану во дворе. В обычную ночь никто бы не заметил две безмолвные серые тени. Но теперь воины хозяина настороже. К тому же сейчас, когда необходимо было действительно уходить, я осознал, как сильно не хочу покидать этот дом. Почему мне так трудно уйти? Возможно, Аристокл напоминал мне чем-то Гвидиона, и подле него было так же спокойно и комфортно. Он такой же большой, необъятный, непостижимый. И даже его сомнительные планы относительно моей воли не отталкивали меня.
Я вышел в коридор. Охранявшие меня воины придали себе самый решительный вид. Я прошел между ними к выходу во двор, чтобы посмотреть, как расположена охрана там. Несколько вооруженных эллинов стояли прямо подле выхода, остальные охраняли ворота или бесцельно слонялись по двору. С двумя своими тюремщиками я легко справлюсь, но когда остальные увидят меня и моего маленького спутника в облике волков, то, вероятно, набросятся на нас с оружием. Против такого множества воинов мне не устоять ни в зверином, ни в человеческом обличье. Но хуже всего было то, что собак спустили с цепей. Теперь они носились по двору, заливаясь злобным лаем, чуя поблизости загнанную жертву.
Я вернулся в коридор. Пройти просто так через двор мне не удастся, это я уже понял. Внезапно споткнувшись, я опрокинул светильник. Масло пролилось на пол и вспыхнуло. Поддавшись естественному инстинкту, я бросился гасить пламя, мои тюремщики, выпучив от страха глаза, усердно мне помогали. Совместными усилиями мы победили огонь. Я пошел к себе в комнату, размышляя по дороге над тем, как легко разгорелось пламя на сухом деревянном полу. Еще один светильник был опрокинут мной сознательно. Огонь с шипением победил по масляным дорожкам, я кинулся, в глубь дома по коридору, опрокидывая по дороге другие светильники. Деревянные пол и стены легко поддавались жадному пламени.
