— Разве кто-то из нас имеет право позволять или не позволять что-то, если меня призывает Богиня? Сегодня я почувствовала на себе Ее руки.
Их взгляды встретились. Это был поединок двух воль. Когда Ардда отвернулась первой, Гвенивер поняла, что она больше не ребенок, а женщина.
— Есть способ проверить вдохновение, которое посетило тебя, — наконец сказала Ардда. — Приходи ночью в храм. Если Богиня дарует тебе видение, я не посмею больше запрещать тебе это. Но если Она этого не сделает…
— В этом вопросе да будет мне ваша мудрость руководством.
— Договорились. А что, если Она дарует тебе видение, но не то, которого ты ожидаешь?
— Тогда я в любом случае дам Ей клятву. Время пришло, госпожа. Я хочу услышать тайное имя Богини и принять постриг.
Готовясь к церемонии, Гвенивер постилась. Пока остальные трапезничали, она набрала воды из колодца и разогрела себе ванну у очага в кухне. Одеваясь после ванны, девушка замерла, разглядывая рубашку своего брата, которую в прошлом году сама украсила вышивкой. Рубашку украшали красные волки ее клана, шагающие широкими шагами. Каждого волка окружала переплетающаяся тесьма. Узор так хитро вился вокруг, что представлял собой сплошное сплетение полос, нигде не прерывавшихся. «Мой вирд — такая же путаница, кругом схваченная цепями», — сказала она себе.
При этой мысли по телу Гвенивер пробежал холодок и пришло ощущение, что она выразила суть лучше, чем могла знать.
Ей вдруг стало страшно. Не из-за того, что она, возможно, погибнет в битве; Гвенивер знала, что ее убьют, может быть, вскоре, может — через много лет. Черная Богиня всегда призывает своих жриц принести последнюю жертву, когда Она решит, что время пришло. А предупреждения Богини — это как раз пробежавший по телу холодок. Гвенивер взяла пояс с ножнами, но помедлила, испытывая искушение бросить его на пол, затем все-таки пристегнула его и вышла из комнаты.
Круглый деревянный храм стоял в центре территории. По обеим сторонам двери росли искривленные кипарисы, напоминающие языки пламени. Их привезли из далекого Бардека. На протяжении многих холодных зим за ними очень тщательно ухаживали. Когда Гвенивер прошла мимо, то почувствовала прилив силы, словно через эти двери входила в другой мир. Девять раз она постучала в дубовую дверь и подождала, пока девять приглушенных стуков не ответили ей изнутри. Затем Гвенивер открыла дверь и вошла в слабо освещенное помещение. Там горела всего одна свеча. Ее ожидала жрица, одетая в черное.
— Иди в этой одежде в храм. И возьми с собой меч. Так приказала верховная жрица.
Во внутреннем святилище стены из отполированного дерева блестели в свете девяти масляных ламп, а пол был выстлан свежим тростником. У дальней стены стоял алтарь — огромный валун.
Человеческая рука не обрабатывала его, за исключением одной только верхней части, которая была отполирована, как столешница.
За ним висело огромное круглое зеркало, единственный образ Ее, который позволяла Богиня в своих храмах.
Одетая в черное Ардда стояла слева от алтаря.
— Вынь меч из ножен и положи его на алтарь.
Гвенивер поклонилась зеркалу, затем выполнила приказ верховной жрицы. Через боковую дверь в безмолвии вошли три старшие жрицы и встали в ожидании справа. Они станут свидетельницами клятвы.
— Мы собрались, чтобы просвятить и принять ту, которая будет служить Богине Луны, — объявила Ардда. — Мы все знаем Гвенивер из клана Волка. Есть ли какие-нибудь возражения?
— Никаких, — хором произнесли три женщины. — Она известна нам, как благословленная Нашей Госпожой.
Верховная жрица повернулась к Гвенивер:
— Клянешься ли ты служить Богине все дни и ночи твоей жизни?
— Клянусь.
— Клянешься ли ты никогда не познать мужчину?
— Клянусь.
— Клянешься ли ты никогда не предать тайну священного имени?
— Клянусь.
Ардда подняла руки и три раза хлопнула в ладоши, затем еще три раза, потом опять, всегда с равными промежутками между хлопками.
Всем своим существом Гвенивер ощутила торжественность мгновения.
И вместе с тем блаженное спокойствие, медовая сладость разлилась по ее телу. Наконец решение принято, и она дала клятву.
— Из всех богинь Наша Госпожа не имеет имени, известного простым людям, — продолжала Ардда. — Мы слышим об Эпоне, мы слышим о Сироне, мы слышим об Аранродде, но Наша Госпожа всегда — просто Богиня Луны, — она повернулась к трем свидетельницам. — А почему это так?
— Имя — это секрет.
— Это тайна.
— Это загадка.
— И тем не менее это загадка, которую легко отгадать, — сказала Ардда после ответов свидетельниц. — Каково имя Богини?
— Эпона.
— Сирона.
— Аранродда.
— И все остальные имена, — произнесли они хором.
— Вы сказали правильно, — Ардда повернулась к Гвенивер. — Вот он, ответ на загадку. Все богини — это одна богиня. У нее — все имена и ни одного имени, потому что она — Единственная.
Гвенивер начала дрожать от неистовой радости.
— Независимо от того, как Ее называют мужчины и женщины, Она — Единственная, — продолжала Ардда. — И есть только одни священнослужительницы, которые служат Ей. Она — как чистый свет солнца, когда он разливается по небу, напоенному влагой дождя, и превращается в радугу, многоцветную, но единую в основе.
— Я долго так думала, — прошептала Гвенивер. — Теперь я знаю точно.
И снова верховная жрица девять раз хлопнула в ладоши и повернулась к свидетельницам.
— Гвенивер больше не просто девушка из благородной семьи, но новая жрица. Как она должна служить Богине? Пусть преклонит колени у алтаря и просит ответа.
Гвенивер опустилась на колени перед своим мечом. Она видела себя в зеркале, туманную фигуру в мерцающем свете, но едва узнавала лицо, остриженные волосы, мрачно сомкнутые губы, горящие жаждой мести глаза.
«Помоги мне, о Правительница Небес, — молилась она про себя. — Я хочу крови и мести, а не слез и оплакивания мертвых.»
— Посмотри в зеркало, — прошептала Ардда. — Проси Ее прийти к тебе.
Гвенивер развела руки на алтаре и стала смотреть. Вначале она ничего не видела, кроме своего лица и храма за спиной. Когда Ардда высоким голосом начала напевать заунывную песню-плач на древнем языке, девушке показалось, что масляные лампы замигали в такт словам. Песня становилась то громче, то тише, она пробиралась по храму, как холодный северный ветер. Свет в зеркале изменился, затуманился, стал тьмой, дрожащей тьмой, холодной, как небо без звезд. А песня продолжала плакать древними словами. Гвенивер почувствовала, как волосы у нее встали дыбом, когда во тьме зеркала появились звезды. В бесконечном небе началось кружение — таинственный надзвездный танец. Среди звезд постепенно проступил образ Другой.
