— Святозар, ты как-то странно произносишь слова. Ну, то, что это другой язык я понял, но ты их как-то … как-то поешь-шипишь. Вроде поешь, а вроде шипишь, ты только не обижайся, но шипишь ты, как змея.
— Ну, что ж, — переводя взгляд с пламени костра на лицо мальчика, откликнулся наследник. — И не мудрено, тут зашипеть, побудешь столько дней и ночей, среди шипящих душ и дасуней, и сам станешь, как они шипеть.
— Святозар, — переступая с ноги на ногу, спросил Риолий. — Можно я возьму нож, мне он нужен? Наследник улыбнулся мальчику и кивнув головой, ответил:
— Я положил его на стол. И конечно ты можешь взять, ведь я тебе его подарил, а свой дар я не хочу забирать обратно… Возьми, только больше им не размахивай, ладно?
— Ладно, ладно, — радостно отозвался мальчик и побежал в шатер за ножом. Святозар придвинул к костру, еще один короткий ствол упавшего дерева, лежащий невдалеке, и сев на него стал смотреть на огонь.
Вскоре из шатра вышел улыбающийся Риолий с ножом в руках. Он сел на бревно лежащее, напротив того на котором расположился наследник, достал из мокрой сумы, ивовую веточку, и, взяв ее в руки, принялся вырезать в ней дырочки.
— Что, ты, делаешь Риолий? — поинтересовался Святозар.
— Я делаю дудочку, — пояснил мальчик, не отрываясь от своего занятия. — Дед сломал мою, так как жрецы запрещают играть на дудочках… Когда-то на берегу Твердиземного моря стоял город Хейвясёрви, и в нем..
— Погоди, погоди, — перебив мальчика, взволнованно проронил Святозар, услышав название, некогда престольного града народа руахов. — Как ты сказал, назывался этот город?
— Хейвясёрви, — ровным голосом молвил Риолий. — Такое странное название города… Отец всегда говорил, что это очень древнее слово, и что оно обозначает уже давно утеряно нашим народом.
— Оно обозначает, любимцы Богов, — тяжело вздыхая, произнес Святозар. — Город любимцев Богов…
— О…о…, — протянул Риолий. — Откуда ты знаешь это? Отец говорил это очень древнее слово и когда-то город Хейвясёрви стоял не на берегу Твердиземного моря, а совсем в других землях…
— Да, — кивая головой, согласился Святозар, и, взяв несколько сухих веток, разломил их и подкинул в огонь. — Твой отец был прав, город Хейвясёрви стоял не на берегу Твердиземного моря, а в других землях, но это было так давно… при другом народе, не при вашем…
— Ну, ладно, — продолжил мальчик. — Я рассказываю про город который стоял на берегу Твердиземного моря, и там жил народ… Они были неллы, но называли себя мотакийцами, и они верили в Сварога и Семаргла, и там в том городе играли на таких дудочках. Как-то старый правитель умер, а его сын приехал к нашему царю и принял веру в Есуанию. Но мотакийцы отказались принимать веру в Есуанию, они подняли мятеж, и, взяв мечи и такие дудочки, пошли на бой с присланными к Хейвясёрви войскам и погибли… а город воины разрушили и сожгли… а предатель правитель, был принесен в жертву Есуанию по приказу царя Неллии. И с тех самых пор на этих дудочках в Неллии запрещено играть. Мой прапрадед и был мотакийцем, ему удалось избежать смерти и вместе с женой и маленькими детьми переехать в город Оскольпию, а позже в Артарию. И посему мы и верим в Сварога и Семаргла, потому что мы мотакийцы, а не эти бездушные неллы. Мой отец, он дюже хорошо играл на дудочке, его звали Фадеф Руахивий.
— Фадеф…, — молвил наследник. — Как, как звали отца твоего?
— Фадеф Руахивий, — ответил Риолий, и, перестав вырезать дырочки в своей ивовой веточке, подняв глаза, посмотрел на Святозара. — А меня зовут Риолий Руахивий. У неллов так принято. Если ты бедный у тебя два имени, одно из них передается детям. А если богатый, то у тебя три, четыре или даже пять имен. И передается детям лишь последнее твое имя. Мне от отца досталось имя Руахивий.
— Руахивий, — громко повторил наследник имя мальчика, догадавшись, — это наверно имя твоего рода.
— Ага. — Кивнув головой, согласился Риолий и продолжил свой сказ, — так вот мой отец, тоже научил меня делать такую дудочку и играть на ней. Но он всегда говорил, что у меня дар от Семаргла, потому как я всегда весьма красиво на ней играл. Отец говорил, что когда я был еще совсем маленьким, он дал мне эту дудочку, и я заиграл на ней такую прекрасную мелодию, что они были удивлены и потрясены, ведь меня никто не учил… Эх, отец, отец, — вздохнув, дополнил мальчик и принялся стругать свою дудочку с обратной от дырочек стороны.
— Риолий, а ты знаешь, что твое второе имя значит? — тихо вопросил Святозар, ковыряя сучковатой палкой в костре. Отрок оторвал взгляд от дудочки, воззрился на наследника, и отрицательно покачав головой, произнес:
— Риолий это значит истинная сила, а, что значит Руахивий, не знаю. Отец ничего не говорил.
— Тогда я скажу тебе, — взволнованным голосом проронил Святозар. — Когда-то у Бога Семаргла были его народы, которые он породил и которые он очень любил. Народы эти назывались руахи, приолы и гавры.
— Руахи…, — протянул слово мальчик. — Ты хочешь сказать, что мое второе имя образовано от этого народа?
— Наверняка, — кивнув головой, ответил наследник. — Наверно твой отец из этого народа, поэтому и сохранилось в их роду название самого народа. И не зря твой прапрадед жил в городе Хейвясёрви, ведь это название города, когда-то принадлежало народу руахов. — Святозар на миг задумался припоминая рассказ Джюли, про отрока Мотакиуса, и словно самому себе, тихо добавил, — наверно этот город Хейвясёрви и построил тот мальчик Мотакиус, которого когда-то спас Джюли. Ведь Радогост сказал, что он, Мотакиус, построит город на берегу Твердиземного моря и продолжит битву за души неллов.
— Мотакиус, Джюли, Радогост, руахи… Столько новых имен и слов, может ты мне расскажешь все об этом, — попросил мальчик, и, перестав стругать свою дудочку с любопытством уставился на Святозара.
— Риолий, я все тебе расскажу, но прежде, чем я начну свой сказ, я хочу у тебя кое-что спросить. — Святозар замолчал, кинул в костер палку, и, отряхнув руки от попавшей на ладони земли и коры, молвил, — скажи мне Риолий… Ты, правда, считаешь, что всем этим людям, что живут около тебя, около твоего деда… Всем этим людям уже никак не поможешь? Скажи мне Риолий, есть ли надежда достучаться до их душ, изменить их жизнь? Риолий неотступно смотрел прямо в глаза Святозара. Его голубые очи нежданно наполнились слезами, он утер тыльной стороной руки глаза и нос, и, передернув плечами, выдохнул вперед переполнявший легкие воздух, с дрожью в голосе, ответив:
— Я не знаю, Святозар, можно ли достучаться до них… наверно — нет. Но если бы в моих руках был бы этот молот, которым я смог бы разрушить лживую веру в Есуания, я клянусь тебе… Я бы себя не пожалел, лишь бы только они меня услышали.
