Её зелёные-с-коричневым глаза, обычно полные гнева, были пусты. Её коричневая кожа имела пепельный оттенок.
Кису пришлось немного подумать, чтобы перевести сказанное ею на свой родной наморнский. Большой городской госпиталь для малоимущих назывался Наскемиу; Танас — это было крыло, куда перемещали мёртвых.
‑ Почему? ‑ спросил он, когда его мозг разобрался в терминологии. ‑ Кто умер?
‑ Иралима, ‑ дрожащими губами прошептала Яли. ‑ Даской Номасдина, который вёл следствие для арурим, он пришёл и дал её описание, ‑ она закрыла рот дрожавшей ладонью.
Кис помедлил, затем протянул руку и взял её за плечо, пытаясь её успокоить. И́ра ему нравилась, и ему было жаль Глаки. Кроме Иралимы у ребёнка больше никого не было. Клан выгнал Иру, когда та объявила о своём намерении стать танцовщицей в Капике.
‑ Где ты был весь день, в канаве прятался? ‑ потребовала Поппи. ‑ Её сцапал Призрак. Он сцапал её, задушил её и бросил её как мусор в фонтане на Площади Лабрикас.
‑ Тихо, ‑ шёпотом отчитала её Яли, закрыв Глаки уши. ‑ Только не при ребёнке, Поппи, Всевидящего ради!
‑ Не надо было мне говорить Ире, что она — эгоистичная старая клуша, ‑ рыдала Занта. ‑ Это моя вина.
Яли и Поппи раздражённо переглянулись.
‑ Мы забыли, что весь мир вращается вокруг тебя, Занта, ‑ сказала Поппи едким как уксус голосом. ‑ Только не ссорься с нами, и мы все будем жить долго и счастливо.
‑ Девочки, ‑ Кис знал, что если Поппи и Занта начнут, то перепалка продлится всю ночь. ‑ Вы сказали этому даской, когда последний раз видели Иру? Где она танцевала?
‑ Мы сказали, ‑ ответила Яли, протирая глаза плечом, чтобы не беспокоить спавшую у неё на коленях девочку. ‑ Не то чтобы он наизнанку выворачивался в поисках убийцы, когда погибли другие яскедаси, не так ли?
‑ У арурим есть слово для преступлений против людей вроде нас, помнишь? ‑ потребовала Поппи.
Кислун уныло произнёс:
‑ Окозу.
‑ Окозу, ‑ повторила Поппи. ‑ «Не пострадало никого, кто стоит хотя бы бик».
Бик — так называлась самая мелкая медная монета в Тариосе.
‑ Сейчас они суетятся только потому, что Ира объявилась в фонтане Лабрикас, ‑ добавила Яли. ‑ Очищающая палатка стояла весь день. В самом деле, нельзя же позволять мёртвой яскедасу осквернять общественное место, так ведь?
‑ Скажи нам, что ваши собственные арурим на севере беспокоятся из-за таких как мы, ‑ поддела его Поппи.
Когда Кис промолчал, она кивнула:
‑ Я так и думала, ‑ она поднялась на ноги. ‑ Мне пора одеваться.
‑ Ты идёшь на работу сегодня? ‑ воскликнула Занта. ‑ Когда Иралима в Наскемиу Танас?
Глаки всхлипнула. Яли нагнулась, нежной ладонью разглаживая спутанные кудри ребёнка.
Поппи зыркнула на Занту.
‑ А ты разве не идешь? Ира была бы там, на улице, если бы в Танас была ты. Разве ты не говорила, что у тебя пока не хватает денег заплатить за жильё?
Дэйи́на! ‑ пробормотала Занта, обращаясь к богине-покровительнице Капика. ‑ Я забыла!
Она мигом вскочила на ноги и начала проталкиваться вверх по лестнице.
‑ Это неправильно, ‑ сказал Яли Кислун.
Она была самой смышлёной из троицы, с ней ему было говорить легче всего.
‑ Яскедаси — тоже тариоссцы.
‑ Ты милый, Кис, ‑ сказала Яли. ‑ Но это ненадолго, если останешься тут.
Она с усилием встала, перенеся вес Глаки на бедро. Ребёнок был совсем заплаканным и даже не шевельнулся. Яли сказала:
‑ Будет Прощание в Танионе, ‑ так назывался храм, посвящённый богам умерших. ‑ Тебе сказать, когда оно будет?
‑ Да, пожалуйста, ‑ ответил Кис.
В Тариосе умерших сжигали за городской чертой, поэтому похорон не было, только церемонии Прощания. Пока Яли взбиралась по ступеням, он бросил ей вслед:
‑ Яли, а с ней что? ‑ он кивнул в сторону Глаки.
Яли поцеловала волосы девочки.
‑ Она теперь моя. Я о ней позабочусь.
‑ Если тебе нужна помощь, просто попроси, ‑ сказал Кис. ‑ Я буду присматривать за ней, дам денег ей на еду — всё, что потребуется.
В награду за эти слова карие глаза Яли немного просветлели, а на её губах появилась улыбка, заставившая сердце перевернуться у него в груди.
‑ Ты действительно хороший парень, Кис, ‑ сказала она ему. ‑ И я этим не премину воспользоваться.
‑ Я и не против, ‑ сказал он, когда она добралась до своей комнаты.
Ночь была душной и жаркой, почти не принеся отдыха. Где-то в полночь Кис отнёс свой тюфяк на крышу и поместил его между горшками с травами Фэрузы и стеной. Он поставил рядом кувшин с водой — он не мог пить вино с тех самых пор, как его ударило молнией — и лёг, заложив руки за голову. Зарницы играли в пластах облаков в небе. Они его немного нервировали, но недостаточно, чтобы вернуться внутрь. Зарницы не били в землю, они лишь дразнили пленников иссушенного города обещанием дождя.
Как и всегда, пребывание на открытом воздухе заставило начать распутываться клубок мыслей, не дававших ему заснуть. Здесь, в темноте, в одиночестве, под аккомпанемент приглушённых звуков толпы на главной улице Капика, он мог подумать о девушке, которая кидалась молниями. У него сводило нутро от этих воспоминаний, но он всё же мог думать об этом, и мог признаться себе в некоторых вещах. Стекло на стеклодувной трубке действительно противилось ему. Когда, до несчастного случая, у него было ощущение, будто вещество, с которым он работал всю свою жизнь, жило само по себе? Эта мысль укоренилась за время его путешествия, вместе с убеждённостью в том, что стекло оживало, когда он за ним не следил. Ему никогда не приходило в голову назвать это ощущение магией. Возможно, так было потому, что ни один из стеклянных магов в его семье не упоминал о том, что чувствовал, будто стекло живое. Он привык думать о стеклянной магии так, как описывали её в его семье: через заговоры, знаки, определённые изгибы в вытягивании стекла, особые формы для литого стекла, и выдутое стекло, оформленное так, чтобы удерживать и направлять заклинания. Они говорили о стекле так же, как Кис и его друзья: вещество, с которым можно было что-то делать, а никак не живое существо.
Как бы ему ни было больно, Кис наконец признал, что рыжая была права. Он должен был чувствовать облегчение, найдя ответ, но облегчения не было. У него были планы, важные планы. Звание мастера, женитьба, семья, восхождение по лестнице гильдии, пока он однажды её не возглавит. Он делал бы стекло для имперского двора, и обладал бы властью и богатством достаточными, чтобы работать над собственными проектами.
