Евгения Федорова - Чувство времени (СИ)

— Я слышал, — осторожно сказал Мастер, — что младшая правящая сестра обещана горцам, чтобы породнить равнину и горы. Так говорили. Никогда не думал, что ее выздоровление может быть связано с твоим прибытием. Говорили, будто она хворая девушка, но потом ее хворь отступила. Дело в тебе, но как теперь поступит Луретта? Передать тебе Каторину, значит оскорбить Горные Пределы.

— На Инуар со степей надвигается ощутимая угроза, — сказал я, давая магу новую пищу для размышлений. — Королева, скорее всего, сделает единственный правильный выбор: породнить меня с собой, чтобы Форт ввязался в наступающую войну. Так устроена человеческая сущность, так выглядят человеческие хитрости и уловки.

— Ты хочешь ввязаться в это? — спустя минуту молчания, наполненную чавканьем лошадиных копыт по грязи, спросил Мастер. Казалось, он был удивлен. Странно, что он испытывает сомнения на счет верного ответа, зная, насколько я на самом деле нелюдим и сдержан в отношениях.

— А ты слыхал про шаманов, которые превращают людей в лед? — вопросом на вопрос ответил я.

— Может, ты еще и в некромантов веришь?

— А с чего бы еще Инуару так бояться кочевых варваров? — я укоротил повод, потому что Лютик, завидевший куст с набухшими молодыми почками у края дороги, мотнул головой, намереваясь полакомиться. — У Луретты лучшие всадники на всем материке, лучшие боевые кони и отлично обученные бойцы. У нее есть хорошие механики и безотказные боевые машины, меткие лучники и наводнившие все вокруг шпионы. Эта железная девка не уступает и мужику по хватке и уму. Она с легкостью отдаст свою сестру какому-то старику, лишь бы получить гарантии безопасности для своего народа, уверенная, что, заручившись поддержкой у магов Форта, она выиграет в отношениях с Гонными Пределами.

— Я знаю лишь об одном шамане юга, — сообщил мне Мастер. — Некая женщина колдунья, чья магия опирается на силы мертвых и их искалеченные души. Она жила на берегу реки Песчаной, это далеко в глубь степей.

— Не бывал там, — живо отозвался я.

— Возможно, когда-то там и текла река, но теперь это лишь песчаные наносы в похожей на русло впадине. Песок в ней смешался красный и желтый, и на наречии кочевников она зовется иначе. Язык божественного огня, Паламала, так они зовут ее.

Что же касается шаманки, то она призывала мертвых с помощью большого гонга и песен. И души эти подчинялись ее словам, но были не способны сотворить что-то, лишь разрушить…

— Ты говорил с ней, видел ее? — прервав задумчивый рассказ Мастера, уточнил я.

— Я сам убил ее, Демиан. Она распространяла вокруг себя проказу, от одного ее прикосновения вымирали целые деревни. Люди гнили заживо, их кожа покрывалась нарывами, а сгнившие хрящи проваливались внутрь. Они и были подобны мертвецам, вставшим из могил, все эти люди, шедшие за ней и умолявшие лишь об одном: излечить. Это было лет семь назад. Когда до меня дошли слухи об ужасной эпидемии, я сам летал на юг, чтобы найти и уничтожить источник заразы.

— А бубен и песни там все же были? — тихо уточнил я.

— Были, — не стал отказываться Мастер. — Так она пыталась их излечить, сама же являясь источником заразы.

— Так была там магия? — уже зная ответ, спросил я.

— Мне так не показалось, — маг вздохнул.

— А как на счет тех чародеев, придворных провидцев и заклинателей, что приходили в Форт?

Меня давно интересовал этот вопрос, потому что я часто слышал, что кто-то пришел в Морской Бастион обучаться магии, но ни разу не видел никого из них.

— Если бы ты поменьше отстранялся от остальных, Демиан, знал бы куда больше, — в голосе Мастера отчетливо звучал упрек. — Ты же сам закрыл свои уши и глаза!

— Зато теперь у нас есть чем поделиться друг с другом, — возразил я беспечно. — Теперь у нас разные взгляды на одинаковые вещи.

Я стряхнул с волчьего воротника налипший снег.

— Скажем, — Мастер помедлил, и я почувствовал, что он не очень хочет говорить об этом. — Скажем, — повторил он, — среди них было много шарлатанов. С такими разговор оказался прост.

— И разговора этого их разум не выдерживал, — не дав магу закончить, предположил я.

— Один из таких до сих пор просит милостыни на портовой площади, его зовут Пархав. Мычащий о каре богов бродяжка…

— Я не бываю в порту, — заметил я.

— А зря, там много слухов, которые ты так любишь, — напомнил Мастер сухо.

— Это то, что лежит под боком у вас, и за всем этим есть кому присмотреть. Мое дело — заглянуть туда, куда не поворачивается ваша голова. Так что, кто-то из них уцелел?

— Конечно, — вспыхнул Мастер. — Кто, по-твоему, ходит на всех наших торговых кораблях, чтобы те никогда не знали штилей?!

— Что же, они только на то и годны, чтобы отвращать бурю, да направлять ветер? — я был потрясен.

— Да, — резко ответил маг.

— Надеюсь, Оружейник не поубивал своих учеников так, как вы выжгли таланты из тех людей, — процедил я.

— Думаю, их невозможно было обучить большему, и ты это когда-нибудь поймешь. Сила, Демиан, не только в умении. К примеру, Недгар взял себе в помощь дух женщин сестер с даром врачевания. С истинным даром, присущим этому миру. Они видят травы и их назначения так же явно, как ты видишь меня сейчас. Им понятна сама суть, этот дар дает возможность сестрам менять свойства трав, или собирать коренья именно тогда, когда их действие наиболее сильно. Они видят хвори людей, но могут ли они излечить руками, как делаем это мы с тобой?

— Ты же не вылечил всех тех людей, больных проказой, — сказал я глухо. — Тех, которых заразила южная шаманка. Хотя мог. Так чем же ты отличаешься от этих двух чародеек?

— Тем, что я мог, — в голосе Мастера прозвучала сталь. — Тем, что у меня есть то, что я могу отдать.

— То, что ты всегда берег для себя или для особенных случаев!

Я впервые сказал это вслух.

— Опустошая сосуд, я не делаю его прочнее, — казалось, Мастер защищается.

— Опустошая сосуд, ты освобождаешь место для нового потока, но ты же не видишь! — этот разговор вел к тяжелой ссоре, которой я не хотел. Мастеру было столько лет, что мне сложно было предположить его возраст. Время меняет все, эту истину я впитал с горьким опытом. Маг был черств и видел мир по-другому. На его глазах рождались, взрослели, старели и умирали. Он воспринимал жизнь иначе, чем я, еще не доживший век самого обычного человека. И в этом мы различались, как столетний дуб и желудь, упавший у его корней.

— Давай подведем итог и нарисуем картину всю разом? — предложил я примирительно.

— Я начну? — уточнил Мастер с облегчением.

— Естественно, — согласился я.