- Ну, и как тебя зовут?
- Ты жалкий пёс! – выкрикнула она ему в лицо. – Подлая гадюка!
- Хватит! – сухо бросил Сильфарин. – Я всего лишь спросил твоё имя. У тебя ведь есть имя? Эй…
Девушка отчего-то смутилась и опустила ресницы.
- Галлу, - дрогнувшим голосом ответила она.
- Как ты сказала? – Сильфарин придвинулся чуть ближе. – Повтори-ка!
- Галлу…
- Хм… Нет, скажи ещё раз.
Она вышла из себя.
- Ты что, не можешь расслышать всего одно слово?
Сильфарин снова рассмеялся.
- Я услышал его с первого раза. Просто пытаюсь понять, что такого особенного в том, как ты его произносишь…
- Ничего особенного, - проворчала Галлу, обнимая дрожащие колени.
- А вот и нет! Ты называешь своё имя так, как будто… эээ… вместе с ним отдаёшь что-то очень ценное, самое сокровенное, что вызывает особенный трепет и греет душу тёплыми воспоминаниями…
Её вдох получился судорожным, похожим на всхлип. И нескоро она ответила:
- Так у всех людей. Имя – первое, что определило нас как разумных существ.
- А плакать-то зачем, Галлу?
По щекам девушки и в самом деле катились слёзы. Но после слов Сильфарина она решительно смахнула их тонким пальчиком.
- Галлу, я тебе не враг.
- Враг! – вновь взорвалась она.
- Тихо, тихо… - Сильфарин во время перехватил взметнувшиеся к его лицу руки. – Не надо так кричать.
Она вырвала запястья и отвернулась, тихо всхлипывая от страха.
- Ты враг, враг… Ты сын Рунна.
- Да, и что с того? Я хочу помочь твоему племени.
- Нам не нужна твоя помощь, - жёстко отрезала Галлу. – Мы верны Ганнусу, и он своей милостью дарует нашему народу величие.
Сильфарин вздохнул и провёл руками по лицу. Надо было что-то делать, что-то предпринять, сказать, убедить… Надо было войти к ней в доверие, переманить на свою сторону. Сайибик ведь давно уже говорила: у него ничего не получится, если он не узнает людей лучше, если не станет ближе к ним. Как Кальхен-Туф.
Несчастный брат… Как много он отдал им, не оставив ничего самому себе!
Несчастный брат…
- Я просто очень… очень хочу помочь твоему вождю…
Эти слова вырвались из самой глубины его сердца и не были рассчитаны на то, чтобы привлечь Галлу, но они произвели на девушку впечатление гораздо большее, чем он мог надеяться. Она повернулась к нему с глазами, блестящими от слёз, горящими тёплой нежностью, такая растроганная и прелестная; её губы приоткрылись в лёгкой улыбке, а голос вновь стал мягким, тонким, трепещущим и ещё сильнее задрожал.
- Помочь… Рагхану?
- Да, - ответил слегка растерянный таким преображением Сильфарин.
Галлу вдруг схватила его руку и прижалась к шершавой ладони губами, мокрыми от повисших на них слезинок.
- Ты чего? – опешил юноша.
Она выпрямилась.
- Ты говоришь это искренне, сын Рунна? Скажи правду: искренне?
Сильфарин кивнул, и Галлу снова поцеловала его руку.
- Я сделаю всё, что ты мне скажешь, - прошептала она. – Всё! Только спаси его от Эйнлиэта. Умоляю! Спаси его…
Люсмия спала, Сильфарин тоже. Как и все их спутники, кроме молодого свона, несущего стражу и поддерживающего огонь в костре. Его огромные крылья заботливо закрывали сына Рунна от назойливого света пламени, пляшущего над сухими поленьями. «А они все его очень любят, - отметила про себя Галлу. – Особенно рельм и вумиан. Может… Может, и не такая это плохая сторона – сторона света? И среди тех, кто говорит, что служит Рунну, не все холодные и жестокие? Не все такие, как те воины, которые приходили в наши земли, чтобы полностью истребить наше племя…»
Ей не спалось: мешал холод, ледяной лапой копошащийся в груди. В безнадёжной попытке спастись от него, девушка встала и присела возле костра, потирая замёрзшие руки. Свон посмотрел на неё с опаской и напряжением – всё ещё не доверял. Ей было всё равно… или уже нет? Быть может, она уже хотела стать частью их дружной семьи?
Галлу смотрела в огонь и прислушивалась к внутреннему голосу…
- Не слишком ли быстро ты забыла о той своей семье? О людях! О твоих соплеменниках.
- Я не забывала о них. И никогда не забуду.
- Но ты их предала! Предала, встав на сторону изменника! Или тебе хватит наглости утверждать теперь, что ты всё еще верна Ганнусу?
- Я не сделала ничего, что может помешать замыслу моего бога. Я всего лишь…
- Но твой бог разгневан на тебя! Ибо каждый человек должен ненавидеть сына Рунна так же сильно, как самого Отца Света.
- Но я… я…
- Что – ты? Снова забыла о долге, вспомнив… о нём?
- Да! Да, если тебе так угодно. И не жалею о том, что забыла, потому что он затмевает Ганнуса. Он затмевает собой весь мой мир…
- Ты ведь сама убежала от него!
- Потому что потеряла надежду и не могла больше выносить эту пустоту в его душе. Но теперь я нашла выход.
- Тебя ждут позор и изгнание из племени. Тебя проклянут все люди – и он тоже. Он – в первую очередь.
- Мне уже всё равно. Я поняла, что только Свет Рунна может освободить его от власти Эйнлиэта. А раз так… Раз так – я на стороне Рунна.
- Что ты сказала?
- Я на стороне Рунна! Да, я так сказала и могу повторить это ещё раз. Пусть я навлекла на себя гнев Ганнуса, пусть меня обвинят в богохульстве, в предательстве, пусть дьявол обрушит небо на мою голову… Пусть. Пусть…
Последнее слово Галлу произнесла уже вслух – но еле-еле слышно. И вздрогнула от чужого голоса:
- Почему ты снова плачешь, дева?
Галлу посмотрела на свона и улыбнулась. Это хороший юноша – он не позволяет себе становиться рабом своей же подозрительности, и теперь на лице у него понимание. Хотя, казалось бы, что он может понять? Это хороший юноша. И все они – хорошие. Галлу не будет жалеть.
Ничего не ответив, девушка отошла в сторону и опять легла на землю возле мирно спящей Люсмии. Но через некоторое время поняла, что всё равно не сможет заснуть: перед её глазами снова и снова всплывали сцены из прошлого…
Уродливый мужчина в чёрном плаще стоит посреди пещеры. В его глазах горит дьявольский огонь, его голос – как шипение змеи. Смертью, прахом, тленом веет от всего его существа, а по босым стопам стекает на прибрежный песок кровь…
И мальчик. Бедный мальчик корчится у этих ног, и целует окровавленную землю, целует подол плаща и покрытые мертвенной бледностью пальцы, и морщится, и дрожит от отвращения и страха.
А слабое сердечко девочки грозиться разорваться и умереть… Ведь нет ничего страшнее этой жестокой и ледяной тени.
Всё проходит, но ничего ещё не закончилось. И мальчик просит у кого-то прощения, катаясь по земле… У кого? За что? Что он сделал и что мог сделать? Галлу не понимает… и хочет только одного – сказать о том, что всё хорошо, ведь никто никого не убил, не съел, даже не ранил, ведь они до сих пор целы. Это такое чудо!
