— А ты не с нами? — Курт с надеждой глянул на Олафа.
— Нет, у меня есть важное дело.
— Понимаю, — музыкант со вздохом выбросил в угол разбитую тэссеру.
Януш толчками поднял привальщика и наемника с пола. Оба недовольно морщились и что-то мычали. Но агрессией от них не пахло. Слишком много свидетелей, чтобы пытаться причинить им вред. Смут надеялся выкрутиться с помощью высокопоставленных связей. А громила был слишком туповат, чтобы задумываться о своем будущем. Но, главное, что оба прекрасно понимали, что в их случае лучше не причинять вреда законопослушным имперцам.
На пороге Курт обернулся и махнул Олафу:
— Береги себя!
— С меня должок при новой встрече, — улыбнулся юноша. — Тэссера с самонастраивающимися струнами.
— Я запомню, — отозвался певец.
Вскоре со двора послышалось ржание лошади, цокот копыт и скрип груженой повозки. Юноша выглянул в окно и дождался, пока отъезжающие скроются из вида. Уже занимался рассвет. Ночного дождя, к счастью, не было. Дорогу не развезло. Можно было надеяться, что уже к следующему утру, преступники окажутся у имперских законников.
Олаф свернул магический плащ и принялся наводить порядок в трапезной. Возвращал на место сдвинутые столы и валяющиеся скамейки.
— А что со мной? — прошептал до этого момента безмолвный и неподвижный Угги.
Не надо быть ясновидящим, чтобы понять его мысли. Империя не любит трехглазых, шестипалых красавцев. У нее к ним особое отношение. И людей, подобных Угги, жизненный путь ведет только в Темьгород… Если не удастся надежно спрятаться на задворках.
— Подкормись тут. Потом сам решишь, куда идти, — юноша старался не смотреть на несчастного, иначе перехватывало дыхание от осознания несправедливости и праведного гнева.
Угги быстро закивал головой. Его отчаяние иссякло и расцвело осторожным малиновым счастьем. У бедолаги даже хватило сил дойти до спасителя и начать помогать ему прибирать черепки расколотой посуды. Олаф хлопнул его по плечу и улыбнулся. Когда трапезная приняла более или менее достойный вид, юноша вернулся в комнату, где его терпеливо ожидала Летта.
Девушка не спала. И открыла дверь, еще до того, как нога Олафа коснулась последней ступеньки лестницы.
— Я же сказал, не открывать никому…
— Кроме вас, — Летта неожиданно приникла к нему, обняв очень крепко, у него даже руки опустились.
Каким бы полезным для своей безопасности даром она не обладала, ей было очень страшно эти несколько часов. Не за свою жизнь. За жизнь проводника. Страх девушки пах железом и горькой полынью.
— Ну, будет, — Олаф погладил спутницу по голове, будто маленькую девочку. — Все обошлось. У меня оказались хорошие компаньоны. Даже ваши песни не пригодились.
Летта отстранилась от юноши и вернулась в кровать.
— Не думаю, что вам стоит ночевать в кресле. Тут вполне хватит места двоим, — пригласила сдержанно, хлопнув по второй подушке.
Спорить молодой человек не стал. Просто укрылся своим одеялом и провалился в сон без сновидений. Теперь расслабиться не мешал никакой запах. И даже тишина была не пугающей, а вполне нормальной предрассветной тишиной. Молодые люди даже не подумали о том, чтобы закрыться на засов.
День третий. В руках богов
Когда Летта и Олаф проснулись, было уже ближе к полудню. Молодые люди, наверное, могли бы поваляться в постели, понежится, наслаждаясь покоем, но время поджимало. Девушка не хотела обременять, напоминая лишний раз, что торопится. Но ее эмоции не были загадкой для юноши. Он проворно вскочил на ноги и начал прибирать вещи.
Гибких, волосатых, жестких мыльников на привале не водилось — одежда так и осталась грязной и мятой. Но зато имелась ванная комната, в которую по скрытым трубам поступала теплая вода. Хотя бы можно было умыться с удобствами. Первой туда проскользнула Летта. Она довольно быстро управилась со своими делами, и нежный аромат довольства заставил Олафа улыбнуться.
Когда из ванной комнаты вышел он, девушка, сидя на краю кровати, еще расчесывала гребнем влажные волосы. Они струились легким водопадом, закручиваясь на концах мелкими спиральками. Их сила словно проистекала из слабости остальной внешности. Они впитали в себя румянец, зелень глаз, черноту ресниц и бровей. В обрамлении распущенных волос лицо Летты выглядело еще более бесцветным. Она казалось бесплотным призраком, которого держат на этой земле одни тяжелые косы.
Заметив внимание юноши, девушка смутилась. Быстрым движением прибрала волосы и вскочила на ноги.
— Не удивляйтесь, если увидите нового хозяина привала, — опустив глаза, попросил Олаф негромко.
— А где старый? — быстро спросила Летта, и проводник только сообразил, что ей до сих пор ничего не известно о ночном происшествии.
Надо было все это обставить как-то поделикатнее, что ли.
— Уехал. У него вдруг нашлись дела поважнее.
— Понятно, — она не стала дотошно выспрашивать, куда именно делся Смут.
Лишь поинтересовалась, все ли остались живы, и благожелательно кивнула, вполне удовлетворившись ответом, что теперь все в порядке. А потом не без любопытства спустилась вниз по лестнице.
На столе молодых людей ждал нехитрый завтрак и собранный в дорогу узелок с провизией. Однако сам новый хозяин привала так и не решился показаться на глаза. Хотя готовил не плохо. Каша была вполне съедобной, печево аппетитным. Нанять бы Угги помощника, прислуживающего за столами, чтоб не смущать путешественников, и не придется закрывать привал.
Летта воздала должное завтраку, что никак нельзя было предположить по ее хрупкой фигурке, встала из-за стола первой и вышла во двор. Олаф оставил на столе несколько монет и последовал за девушкой. Было немного жаль, что лошадь, которую впрягли в повозку Януш и Курт, в конюшне была единственной. Солнце зависло в зените, обещая редкую для этого сезона жару, а идти пешком будет довольно тяжело.
Но Летта уже стояла за воротами и выжидающе смотрела на проводника, замешкавшегося на пороге.
— Вас что-то смущает?
— Ничего, кроме вашей слишком теплой одежды, — ответил Олаф.
— Мы же с юга, забыли? — девушка хихикнула и пошла по дороге, огибавшей привал и вновь поднимающейся из низины.
Идти поначалу было легко. Несмотря на довольно насыщенный вечер и короткий сон, молодым людям удалось полностью восстановить затраченные силы. Подъем показался довольно пологим и недолгим. Дальше тропа пролегала по равнине, огибала два холма и ныряла по трем оврагам, разделенным небольшими перелесками, наполненными тенями и птичьим гомоном. Через один овраг пришлось переходить босиком, потому что тропу пересекал то ли широкий ручей, то ли мелкая речушка. Вода была прозрачной и прохладной. Из небольшой заводи, выложенной гладким камнем, путешественники с удовольствием напились, черпая прямо пригоршнями.
