Миранис, будто почувствовав, что она проснулась, отошел от окна и, подойдя к кровати, сел рядом с Лией на одеяло. Только сейчас поняла она, что тот Мир, что недавно сжимал ее в объятиях, куда-то ушел. Рядом с ней сидел церемониально одетый наследный принц Кассии, к которому не то, что прикасаться, смотреть на него страшно.
И в то же время... Лия решилась и осторожно положила ладонь на его руку. Мир мягко, знакомо улыбнулся, и кинул на одеяло простое, но сшитое из дорогой, ларийской ткани платье.
- Одевайся. Скоро сюда придут...
Лия молчала, с трудом сдерживая слезы. Мир осторожно погладил ее тыльной стороной ладони по щеке:
- Прости, родная. Я действительно не хотел, чтобы это вышло так. Но ты должна быть сильной...
Мир поднялся с кровати, сев в кресло, и Лия, несколько смущенная его печальным, молчаливым взглядом, наскоро оделась в темно-синее платье, перевязав лентой волосы на манер рожанок в тугой, пушистый хвост.
Она понимала, что на фоне царственного Мираниса выглядит нелепо, наверное, даже жалко, но в то же время не могла отделаться от ощущения, что взгляд принца ласкает каждую черточку ее тела, подобно скупердяю по частичке собирая золото воспоминаний в шкатулку своей памяти.
- Нам пора прощаться, - голос Мираниса чуть дрожал. - Я чувствую, что Рэми закончил свои дела с вождем... его сила успокаивается. Когда он выйдет из замка, я должен встретить его там. Не будем и без того все усложнять...
- Я пойду с тобой, - вздрогнула Лия, уронив на пол гребень, которым она расчесывала волосы.
- Не пойдешь! - в первый раз в голосе Мираниса почувствовались на самом деле гневные нотки. - Пойми, что сейчас нет ни Рэми, ни меня, ни нашей с тобой большой и пламенной любви. Сейчас существует только Кассия и наш сын, которого ты носишь в чреве. Я знаю, что носишь. Если Рэми узнает о наследнике, ты умрешь... и сын умрет. Этого ты хочешь?
- Если говоришь так, - опустила голову Лия. - То и в самом деле не знаешь моего брата. Я верю в Рэми. И верю, что он никогда мне не навредит.
- Рэми мертв. Там целитель судеб в его теле. Пойми, Лия, это древняя магия, она сильнее нас всех. Первое, что он сделает - это уничтожит конкурентов... мою семью. Даже свою невесту, которая имела несчастье родиться моей сестрой.
- Мир... - Лия опустилась на скамеечку у ног Мираниса, прижавшись щекой к его ладони. - Поверь мне, он не может... быть таким.
- Не вини брата, - устало ответил Мир. - Рэми сильный, но у него есть слабость - я и семья. Вождь должен был на нее надавить. А теперь посмотри на меня...
Лицо Мира расплывалось из-за потока слез, и принц аккуратно стер капельки с ее щек, поцеловав девушку в губы:
- Слушай меня, Лия. Я знаю, что тебе всего шестнадцать, знаю, что взваливаю на твои плечи слишком тяжелую ношу, но ты должна быть сильной, как был сильным твой брат. Скоро я уеду. Я поговорил с Арманом, он поможет тебе скрыться - тут ли, в Ларии, я не знаю, и знать не хочу. Сейчас такое знание опасно и для тебя, и для сына. Ты должна спрятать наследника и от Кассии, и от Виссавии, ты должна заставить его убить меня... только так мы сможем убить целителя судеб.
- Мир... я люблю тебя, - шептала Лия. - Я не могу воспитать твоего убийцу.
Принц поморщился, и Лия вдруг увидела в его глазах сомнение. От одной мысли, что он в ней разочаровался, что он уже пожалел о их ночах, Лие стало дурно. Но сразу же высохли на щеках слезы. Если Мир хочет, чтобы она была сильной, она такой станет.
- Если ты меня любишь, то должна дать расцвести в душе нашего сына ненависти ко мне, - продолжал мягко уговаривать Миранис. - Целитель может при помощи магии растянуть мою жизнь на века... это будут страшные века для моей страны. И для меня. Думаешь, мне нужна такая жизнь? Лия, посмотри на меня. Наш сын не должен достаться ни Рэми, ни клану... слышишь!
- Слышу... - плакала Лия.
- Вот и умница, - продолжал уговаривать Мир, прижимая ее к себе и покрывая ее волосы поцелуями. - У тебя есть Арман, у нашего сына есть огромная сила - моя и Рэми. И ты уйдешь из Виссавии. Я знаю, что тут ты была бы в безопасности, но мой сын - наследник Кассии.
- Я больше тебя не увижу?
- Так будет лучше, - сказал после некоторого молчания Миранис. - Верь мне, так всем будет лучше...
- Мир, - Лия села Миру на колени и прижалась к его груди, все еще надеясь, что это только плохой сон. И что вот-вот откроет она глаза, и ее Рэми все еще будет любящим братом, а Мир прекратит говорить страшные вещи, что заставляют душу сжаться в маленький комочек от страха...
За спиной мягко открылась дверь, впуская неожиданно холодный, достигнувший самого сердца, сквозняк. Лия еще сильнее прижалась к Миранису, понимая, что конец все ближе...
Арман отказывался верить своим глазам, когда увидел Лию в объятиях Мираниса. Он так надеялся, что холодный Лерин говорил неправду, и его хрупкая, ребенок-сестричка не станет скоро матерью. Впрочем, сокрушаться уже поздно. Теперь его дело уже не как брата, а как архана, уберечь и Лию, и ее сына от... родного брата.
Арман уже решил, куда увезет сестру. И ему, и сестре будет вполне неплохо в горах Ларии, в клане его отца. Там такие заросли, что Рэми при всем желании их не найдет. А не будет знать о ребенке, так не будет и желания.
Арман отвел глаза от влюбленной парочки, стараясь всеми силами держать себя в руках. Миранис явно попытался оттолкнуть Лию, но девушка вцепилась в принца и упрямо плакала, не хотела отпускать. Арман вздохнул. Все же она еще ребенок, милый, избалованный ребенок, которого Миранис по своей прихоти сделал матерью наследника. Боги, сам Мир иногда ведет себя, как избалованный, безответственный ребенок. К чему именно Лия? Двора Миранису мало? Мало холодных, боевых красавиц, которые сами кого угодно за черту сведут? Вот та же Аланна, что стояла рядом с Арманом, не плакала, совсем. Хотя потеряла гораздо больше.
Она всегда такой была: тихой, нелюдимой. Когда Арман впервые увидел Аланну в замке их опекуна, она и тогда была похожа на испуганного, готового защищаться любой ценой звереныша. Но Арману удалось тогда разбить ее панцирь, достучаться до ее сердца, стать ее братом и, что больше, ее другом.
Когда принц призвал его ко двору, а Аланна так и осталась в провинции, между ними то и дело летели письма, но и они становились все более редкими. Арман был слишком занят делами, Аланна все более взрослела, становясь из понятной девчушки непонятной и скрытной молодой женщиной.
А потом, полгода назад, она вернулась ко двору - чужой и неприступной, гордой арханой, невестой виссавийца. Что тогда подумал Арман? Что ему лучше отойти в тень, не вмешиваться в ее с таким трудом обустраивающуюся жизнь. Он и не вмешался бы, если б не Рэми со своей любовью...
