— Всегда есть какой-то шанс, — ответил Серегил. — Ты поедешь с нами, Микам? Тот покачал головой:
— Не похоже, чтобы я вам там понадобился, а Кари ждет не дождется, когда же я вернусь. Я доеду с вами вместе до Уотермида. Вы сможете передохнуть у нас, если захотите.
— Спасибо, но я предпочел бы не задерживаться. В зависимости от того, что мы узнаем в Цирне, мы можем погостить у тебя на обратном пути.
— Лучше я ничего не скажу об этом Кари, — шутливо поморщился Микам. — Если вы явитесь, как снег на голову, и увезете меня, я смогу свалить всю вину на вас. Сколько времени, по твоим расчетам, вы пробудете в Цирне?
— Зависит от того, что мы там узнаем, — ответил Серегил. — «Белый олень» был каботажным судном, плававшим вдоль берегов по обе стороны от канала. Если придется отправиться в какой-нибудь отдаленный порт, на это могут уйти недели.
Серегил помолчал и повернулся к Нисандеру:
— Еще одно. Сколько понадобилось бы царских пропусков, чтобы переправить золото в нужное заговорщикам место?
— Только один, мне кажется. — Нисандер вопросительно поднял брови. — Это имеет какое-нибудь значение?
— Может быть, — задумчиво протянул Серегил. — Как я припоминаю, ты говорил, что Албен признался в подделке двух таких пропусков, но в доме Теукроса ничего подобного обнаружено не было. Значит, где-то гуляет дающий очень большую власть документ, снабженный всеми необходимыми печатями.
Нисандер представил себе все возможные последствия этого и встревоженно нахмурился.
— О боги!
Алек разорвал цепкие объятия сна, все еще ощущая мерзкий запах склепа. Откинув полог кровати, он обнаружил, что в окно светят первые лучи рассвета. Запах, который он теперь чувствовал, был всего лишь ароматом поджаривающихся на кухне колбасок.
— Благодарю тебя, Создатель! — прошептал он, проведя рукой по покрытому потом лицу.
Этой ночью он спал плохо; его преследовали кошмары, в которых ужасная черная фигура кралась за ним по склепам. Гнет страшного сна преследовал Алека, пока он одевался и спускался вниз.
Серегила и Рансера он нашел в главном зале; они обсуждали достоинства расставленных на полу дорожных сундуков. «Благородный Серегил» собирался совершить поездку, чтобы развеяться после перенесенных испытаний, в сопровождении «благородного Алека». Все должны были видеть, как много багажа необходимо им для длительного путешествия.
— Все это мы оставим в Уотермиде, — говорил Серегил, когда Алек вошел в зал.
— Что мне отвечать тем, кто будет интересоваться тобой и благородным Алеком, господин? — спросил Рансер.
— Говори всем, что я был слишком потрясен пережитым, чтобы заранее решить, когда вернусь. О, Алек, доброе утро. Мы выезжаем сразу же, как только ты позавтракаешь. И поторопись.
— Благородный Микам возвращается домой? — спросил Рансер.
— Уж в этом можешь не сомневаться, — ухмыльнулся Микам, появляясь в дверях столовой. — Можешь сообщать всем, кто будет спрашивать, что я отправился домой, где меня ждет самая прекрасная женщина в Скале, и натравлю собак на всякого, кто попробует потревожить нас в ближайшую неделю.
Рансер с серьезным видом поклонился.
— Посетители не останутся в неведении насчет твоих чувств, господин.
Пока Алек расправлялся с колбасками и пил чай, Серегил непоседливо шагал по столовой.
— Когда вернемся, снова поселимся в «Петухе».
— Замечательно, — радостно откликнулся Алек. Изысканные манеры и слишком подобострастные слуги успели ему надоесть. Поспешно закончив завтрак, он следом за Серегилом и Микамом вышел на улицу, где у крыльца их ждали лошади и целый небольшой караван с багажом под бдительным присмотром Рансера.
Путешественники были одеты, как подобает благородным господам, отправляющимся в путешествие; конюх оседлал для них Цинрила и Ветерка, но среди вьючных лошадей были Лохматый и Заплатка.
День был ясный и прохладный — очень подходящий для прогулки верхом, и к полудню они добрались до поворота на Уотермид. Переехав через мост, Алек и Серегил спешились и в кустах переоделись — дальше им предстояло путешествовать как простым торговцам.
— Собираешься остановиться на ночлег в «Пони»? — спросил Микам.
Серегил посмотрел на солнце.
— Думаю, мы туда доберемся, если поднажмем.
— Передай от меня привет Кари и девочкам, — сказал Алек. В глубине долины над трубой Уотермида поднимался светлый дымок. Юноша со сладкой грустью представил себе запах свежего хлеба, копчений, сухих трав.
Серегил оседлал Лохматого и Заплатку и привязал ауренфэйских коней к цепочке вьючных животных.
— Когда мы вернемся, я не знаю. — Он вручил Микаму поводья.
— Желаю удачной охоты, — ответил Микам, пожимая им руки. — Будьте осторожны на тех козьих тропах, которые в Цирне почему-то называют улицами. Там ведь не туда ступил — и полетишь кувырком в бухту, не успеешь и глазом моргнуть.
Алек и Серегил снова пересекли мост и галопом поскакали на север.
Пологие холмы скоро уступили место более крутым склонам. Голые скалы слева обрывались к морю, так что путешественники могли любоваться прибрежными островами и просторами Осиатского моря, уходящими к горизонту.
Когда наконец они сделали привал, чтобы дать отдохнуть лошадям, Серегил, откинув капюшон плаща, издал радостный вопль:
— Клянусь Четверкой, до чего же хорошо снова сбежать с улицы Колеса!
— Ты тоже это чувствуешь? — с удивлением повернулся к нему Алек.
— Мне там теперь просто нечем дышать! — воскликнул Серегил. — Не хотелось бы в этом признаваться, но последние годы я чувствую себя там как в западне. Это была маска, а теперь она обрела собственную жизнь. Поживешь подольше — поймешь.
— Поэтому ты никогда и не рассказывал мне о своей жизни на улице Колеса? — спросил Алек. Воспоминание о последнем ночном кошмаре вместе с обстоятельствами его первого появления в доме Серегила придали его словам неожиданную резкость.
Серегил с удивлением посмотрел на него:
— Что ты имеешь в виду?
— Я говорю о всех тех неделях, что мы провели в городе: ты же ни разу не упомянул о доме на улице Колеса — до тех пор, пока не понадобилось устроить мне испытание.
— Только не говори мне, что ты все еще злишься по этому поводу!
— Наверное, все еще злюсь, — пробормотал Алек. — Ты ведь все время так
— ничего мне не говоришь.
— Клянусь пальцами Иллиора, Алек! Последние два месяца я только и делаю, что рассказываю тебе о чем-нибудь. Думаю, никогда в жизни я еще не говорил так много! О чем же это я тебе не сказал?
