Маделаин Монтег - Бог Плодородия

Он пробуждался неспешно и неохотно, поначалу не сознавая, откуда взялись неясные пульсации в сознании, прервавшие дремоту. Находясь в забытье так долго, что ощущение реальности медленно, но неумолимо стерлось, он знал, что только какое-то важное событие могло проникнуть в его глубокий, лишенный сновидений сон, к которому он так стремился. Именно осознание этого факта удержало от соблазна проигнорировать вторгающуюся реальность, и он очнулся, чтобы увидеть, чем это вызвано.

Люди, подумал он удивленно и недовольно. Но обнаружил, что это оказались не просто «люди» из так называемых соплеменников, среди которых он некогда ходил, — а теперь презирал. Среди них находились другие: бледная кожа, светлые глаза. Он не был знаком с этим племенем.

Он колебался, разрываясь между любопытством к этим другим, и ненавистью, которая отправила его в сонное царство так давно, что стала не более чем равнодушием.

Наконец поднявшись, потянулся, выпуская сознание наружу. Затем прошелся среди других, изучая и наблюдая за ними. По какой-то непонятной причине они копали, и это был ответ на вопрос, что вызвало пульсацию и беспокойство, которые прервали его покой.

Его любопытство ослабло. Он не знал, что у них на уме, да его это и не интересовало.

А потом увидел ее.

Заинтригованный, он решил понаблюдать за ней и обнаружил, что чем дольше смотрел, тем больше она его привлекала. Она единственная отличалась.

— Берегись!

— Оползень!

— Беги!

Вначале ее внимание привлек не предвещающий ничего хорошего, зловещий звук сталкивающихся, подпрыгивающих камней, стремительно переходящий из предупреждающего гула в оглушительный рев, затем крики страха и боли, которые незамедлительно за этим последовали. Габриэль ЛаПлант подняла голову как животное, которое чует беду при малейшем шорохе, и замерла, пока ее взгляд скользил по раскопкам и наконец, сосредоточился на угрозе. Ее глаза расширились, она увидела черную волну из грязи и камней, мчащуюся со склона горы, и внутри нее все, даже дыхание в легких, сжалось.

Все закончилось еще до того, как кто-то смог понять, что произошло. Сквозь облако пыли, поднявшейся у подножия горы, где складировали грунт из раскопа, Габриэль увидела вывернутую человеческую руку, тянувшуюся к небу. Руку, покрытую грязью поднятой камнепадом. Габи смотрела на нее довольно долго, прежде чем ее мозг, осознал, что это на самом деле рука, а не похожий на нее причудливо искривленный корень дерева. Оправившись от шока, пригвоздившего ее к месту, она рванулась вперед, подхваченная потоком рабочих, которые бросившись было врассыпную остановились, и, развернувшись, помчались назад. Габриэль одной из последних добежала до погребенного под лавиной человека, но для него уже не имело значения, даже если бы она прибежала первой. Мужчина не задохнулся. Камень, в два раза больший, чем его голова, размозжил ему череп.

Габриэль не составило труда увидеть это поверх голов толпившихся впереди мужчин, поскольку невысокие южноамериканские индейцы, составляющие основную часть рабочих на раскопках были одного с ней роста или ниже. О чем, впрочем, пожалела. Картина отпечаталась в мозгу, словно выжженная каленым железом. Тошнота подкатила к горлу. Габи отступила назад, обернулась, и обведя оцепеневшим взглядом раскопки, побежала к палатке, выделенной для нее в качестве временного пристанища вдали от дома.

Эксперт антрополог, нанятая Дейдовским музеем Истории Человечества для изучения останков древнего скелета, найденного в этом месте, останков, которые оказались телом двухсотлетнего индейца погибшего во время охоты, а не древнего поселенца, — она никогда не считала себя суеверной. Габи научилась ценить и уважать обычаи и верования различных культур и древних цивилизаций, но не верила в них.

Тем не менее, с тех пор как она прибыла на раскопки, на душе у нее было тревожно.

Габриэль старалась не обращать внимания на беспокойство. Это ее первый опыт проведения исследований в полевых условиях и некоторое волнение вполне объяснимо, принимая во внимание то, как далеко она забралась. До ближайшего оплота цивилизации мили и мили, но даже он не мог по-настоящему классифицироваться как цивилизация, по крайней мере, в ее понимании. Городок был фактически не тронут современной культурой.

Она пожалела, что взялась за эту работу, практически сразу же, как согласилась. И пожалела намного больше, когда покинув крошечную взлетно-посадочную площадку, они отправились в древних рыдванах по узким извивающимся дорогам, направляясь все глубже и глубже в дремучие джунгли, наполненные ядовитыми, ползучими, скользкими рептилиями и насекомыми больше, чем любая другая часть мира.

Самого по себе путешествия оказалось достаточно, чтобы встряхнуть нервную систему до основания — их каноэ медленно скользили чуть выше уровня воды, в то время как змеи и крокодилы плыли совсем рядом. Немного утешил тот факт, что когда Габи прибыла на место, раскопки уже шли полным ходом. Джунгли остались позади. На месте работ поселилось с десяток ученых и студентов, и примерно в два или три раза больше местных рабочих. Деревня из шатров окружала участок со всех сторон, но палатки оказались лучшими, какие только можно купить, и оборудованы со всем возможным современным комфортом, который только можно притащить так глубоко в джунгли.

Тем не менее, условия жизни все же оставались примитивными, и особенно Габриэль не нравились испытывающие взгляды, которые бросали на нее темноглазые туземцы. По-видимому, их очаровывали светлокожие женщины. Не то, чтобы она относилась к категории «настоящих блондинок» в реальном мире. По мере взросления ее волосы потемнели и скорее стали медными, чем белокурыми, но глаза остались голубыми, а кожа бледной с веснушками присущими только настоящим блондинкам. Для темнокожих индейцев, составляющих основную часть населения палаточного лагеря, этого оказалось вполне достаточно, и она заработала больше голодных мужских взглядов за те нескольких недель, что провела здесь, чем за всю предыдущую жизнь.

Испытывая отвращение при мысли, что аборигены надеются, будто она способна поощрить их сексуальные намеки — а она не сомневалась, что привлекала их исключительно как партнерша по сексу, — Габриэль проводила большую часть времени, делая вид, что местных просто не существует, и по этой причине чувствовала себя неловко. Ее случалось обвиняли в излишней прямолинейности, которую казалось никто не рассматривал как достоинство, но частью этой прямоты являлась привычка смотреть людям в глаза. Она давно поняла, что за «бегающими глазками» чаще скрывались те, кто не заслуживает доверия. Габриэль не была лгуньей, мошенницей или аферисткой, она была такой же, если не лучше, чем другие. Поэтому, избегая смотреть людям прямо в глаза, она считала, что поступает нечестно.