— Отчего же, — возразил Кальконис. — По-моему, очень даже неплохо — на голову не капает, да и с ночлегом проблем никаких.
— О чем вы говорите?! — не унимался ухоноид. — Мы тащимся со скоростью беременной черепахи!
— Я не знаю, как ползают беременные черепахи, — подал голос Милав, но кони нам достались самые лучшие!
— Да разве это кони! Это же отъевшиеся коровы! Только посмотри на их ноги и животы! Какая-то пародия на скакунов!
— А скакунов нам никто и не обещал, — сказал Милав.
— Я вижу, что ты действительно поверил во всю эту чушь о великане Тогтогуне! (Милав поведал своим товарищам всю легенду от начала до конца иначе ему трудно было бы объяснить, для чего им нужен колесный мастодонт.)
— Ухоня, обычаи народа, тебя приютившего, нужно уважать! назидательным тоном произнес Милав.
— Э-хэ-хэ, — вздохнул огорченный ухоноид, — измельчали вы…
— Не измельчали, а поумнели. Кстати, тебе тоже не мешало бы.
— Вот еще! Сидеть рядом с вами и рассуждать: а что случится, если я сяду верхом на коня? Нет уж — увольте!
Милав вдруг резко остановил повозку. Ухоня удивленно спросил:
— Ты чего?
— Слазь!
— Да в чем дело!!
— Слазь и помоги мне!
Милав спрыгнул в дорожную грязь и пошел к лошадям. Ухоня последовал за ним, держась на безопасном расстоянии (кто знает, что выкинет человек, ПОБЫВАВШИЙ ПО ТУ СТОРОНУ БЫТИЯ И ВЕРНУВШИЙСЯ ОТТУДА?)
— Выпрягай лошадь! — сказал Милав.
— Зачем?
— Будем смотреть, что случится с тобой, когда ты сядешь на спину лошади.
— Что я, подопытный кролик, что ли?
Милав не слушал Ухоню и уже заканчивал выпрягать лошадь.
— Можешь не трудиться, — сказал Ухоня, с тревогой поглядывая на товарища. — Не полезу я на это убожество. Да и седла нет!
— Ничего, — успокоил товарища Милав. — Ты полегонечку, потихонечку…
Лошадь стояла перед Ухоней, опустив голову и поглядывая на потенциального седока.
— Ну, чего же ты? — спросил Милав.
— Да я…
— Вот видишь, — на словах-то всегда легко храбриться, а на деле…
— Ты что же, думаешь, что я испугался?!
— Ага.
— Этого дохлого пони?
— Ага.
— Ты серьезно?
— Клянусь тигриным коренным клыком!
— Ах так!
Ухоня вскочил на спину флегматичной лошадки и вонзил когти в ее бока. Милав за секунду до этого предусмотрительно отпрыгнул в сторону (сказки сказками, но и о себе никогда не мешает позаботиться!). Кальконис встал во весь рост и внимательно наблюдал за разворачивающимися событиями. Казалось, сама природа замерла, ожидая, что же случится с тем, кто отважился — нет, не так — кто посмел нарушить великий запрет Тогтогуна? И…
И ничего не произошло!
То есть совсем ничего не произошло: ни гром не грянул, ни земля не разверзлась. Но самое поразительное — «дохлый пони» так с места и не сдвинулся! Ухоня тянул коняжку за гриву, покусывал за шею, царапал когтями бока — тщетно. Лошадка только шкурой подрагивала, словно надоедливых слепней отгоняла, и… продолжала стоять как вкопанная. Ухоноид окончательно выдохся и уступил упорству «дохлого пони», предположив, что именно этот экземпляр лошадиного мира ведет свою родословную от осла.
— И что все это значит? — спросил Ухоня. Милав был озадачен не меньше ухоноида. Он вернул лошадку в упряжку, а затем уселся на место возничего.
— Ты так мне ничего и не скажешь? — накинулся Ухоня на него.
— А что я должен говорить? Не я же катался на этом арабском скакуне, а ты! Вот и поделись с друзьями своими впечатлениями!
Ухоня не ответил. Он обиженно засопел и уполз в дальний угол, в раздражении откусывая от борта повозки здоровенные куски древесины. Некоторое время слышался только хруст перемалываемых ухоноидом щепок. Потом заговорил Кальконис:
— Ухонин опыт показателен.
— Это чем же? — осведомился ухоноид, перестав на время разрушать их «дом на колесах».
— Тем, что легенда о Тогтогуне могла в действительности иметь место.
— О чем вы говорите! — возразил Ухоня. — Лошадь даже с места не сдвинулась!
— Вот именно — не сдвинулась! — Сэр Лионель сделал ударение на последнем слове.
— И что с того?
— Мы подсознательно ожидали чего-то сверхъестественного: извержения вулкана или воскрешения Тогтогуна, хотя и не верили в это. На самом деле все оказалось намного загадочнее — лошадь просто не сдвинулась с места, тем самым подтвердив действенность запрета.
— Да, но почему она не сдвинулась с места? — спросил Милав.
— Трудно сказать. Быть может, эта порода лошадей и не умеет ничего другого, как тянуть за собой повозку.
— Не очень-то убедительно! — пробурчал Ухоня, успевший окончательно успокоиться, — теперь «дому на колесах» полное разрушение не грозило.
— Предложите что-нибудь получше, — пожал плечами сэр Лионель.
— Запросто! Ваша теория о специально выведенной породе лошадей и яйца выеденного не стоит! Кто мешал жителям завезти с континента нормальных лошадей?
— Вот именно — кто?
Ухоня ответить не успел. Впереди послышался голос, и они увидели повозку, перегородившую дорогу; сломанное колесо лежало в жирной грязи, а возле него кто-то копошился.
— Вот у этого аборигена и спросим! — обрадовался Ухоня, собираясь выпрыгнуть. Милав удержал его:
— Ты своим обличьем едва ли его обрадуешь. Пойду я.
Милав осторожно слез со скамьи и, соскальзывая в колдобины, направился к незнакомцу. Последний уже заметил подъехавших и теперь стоял у своего колеса, дожидаясь Милана. Кузнец остановился на некотором удалении и поднял руки в знак того, что у него нет оружия. Незнакомец молчал. Милав прошел еще несколько шагов и встретился с ним взглядом.
«Бол-О-Бол из племени болоболов, — равнинный карлик низшего разряда. Молод, горяч, в меру волосат и в меру съедобен. Перешагнул рубеж предварительной зрелости (то есть достаточно созрел для того, чтобы усладить вкусы равнинных карликов второго разряда). Занимается исключительно извозом (не гнушается и „левых“ рейсов). Живет в повозке. Обидчив. Горд. Смачно плюет на всех, кто ниже ростом. Грамоте необучен; с человеческой речью незнаком».
Милав продолжал идти, не выпуская Бол-О-Бола из виду. Он был уже совсем близко от карлика, когда с удивлением заметил, что возле колеса никого нет. Милав подошел к повозке, завалившейся набок, огляделся. Карлик исчез. Он напрягся и…
Кто-то стоял за его спиной. Милав резко обернулся и успел заметить маленькая волосатая ручонка схватила ножны Поющего и попыталась сорвать их. Попытка эта была для Бол-О-Бола роковой — Милав схватил его руку и сжал так, что окрестности огласились воплем, который мало походил на человеческий.
