– Вы себя неважно чувствуете, – произнес он. – Может быть, следует вызвать врача. – Я увидела, как бледнеет его лицо цвета светлого меда. Он добавил очень тихо:
– Может быть, вы ожидаете ребенка.
– Нет, – ответила я, улыбаясь. – Не ребенка. Я не замужем. И не обручена. Я свободна.
Тариз ничего на это не ответил, только по-прежнему пристально рассматривал меня.
– Вы, наверное, скажете, что я сошел с ума, но мне кажется, я вас знаю. Как будто… нет, не знаю, как сказать. Как будто я вас когда-то знал. Вы понимаете, что я хочу сказать?
– Да, прекрасно понимаю.
– Вы будете смеяться, но я как будто что-то знаю о вас. Но это, конечно, невозможно, потому что мы с вами никогда не были знакомы.
– А что вы обо мне знаете? – тут же спросила я. Он ласково улыбнулся, и мне показалось, что мое сердце сейчас растает.
– Вы боитесь высоты и вы любите… – Он заколебался. – Вы любите таких зверьков. – Он бросил взгляд на подсвечник, который стоял у меня на столе. – Вы любите обезьянок! И еще… вы что-то делаете. – Он провел рукой по глазам. И вспомнил. – Вы рассказываете истории. Вы замечательно рассказываете истории. Все вокруг смеются. Нет, главное, это я всегда смеюсь. И еще вы…
Он внезапно отшатнулся, смотря на меня почти испуганно. Его большие черные глаза расширились, кожа с каждой секундой делалась все бледнее. Он тихо проговорил:
– Кажется… кажется…
Мне еще никогда не приходилось видеть, чтобы мужчина падал в обморок, но в данном случае, кажется, мне предстояло это увидеть. Рывком вскочив с кушетки, я толкнула его к спинке и принялась искать, не найдется ли у меня бренди. Но я не нашла, потому что обычно не пью бренди. Поэтому я налила немного мандаринового ликера «Наполеон» и протянули ему рюмку.
– Простите, – пробормотал он, садясь прямо. – Со мной как будто… как это будет на вашем языке? Такое чувство, как бывает в самолете, когда посмотришь вниз на землю.
– Да, летная болезнь, – сказала я. И подумала про себя: «Так бывает, когда посмотришь в глубь столетий».
На нем был надет темный костюм, от чего его волосы и ресницы казались еще темнее. Больше всего на свете мне хотелось прикоснуться к нему. Я мечтала ему рассказать все о нас с ним. Я хотела почувствовать, как его сильные руки обнимают меня.
– Почему вы на меня так смотрите? – спросила я, пытаясь заставить его рассказать о своих мыслях.
Он улыбнулся. У него были прямые, ровные, красивые зубы. А когда я взглянула на его губы, все у меня внутри заныло. Халат на мне раскрылся, но я его не застегивала. Стоило бы ему пальцем пошевельнуть, и я бы вообще сбросила с себя на пол всю одежду.
– Я вас не знаю, – тихо сказал он. – И вы меня не знаете. Но все-таки как будто я вас знаю. Я знаю все, что в вас есть хорошего и плохого.
– Плохого? – тут же невольно вырвалось у меня.
– Кажется, вы с характером, – улыбаясь, заметил он.
– Только тогда, когда ты не делаешь то, что я хочу, – ответила я. – А как только ты делаешь, что я хочу, и когда я хочу, я тут же становлюсь милой и спокойной.
Учитывая тот факт, что мы с ним встретились пять минут назад, это мое заявление было трудно понять, но он только улыбнулся и кивнул:
– Да, это я знаю. Воля у тебя сильная.
С глубоким вздохом он посмотрел на рюмку ликера, которую держал в руках. Я сидела на краешке кушетки, примерно в восьми дюймах от него, и умирала от желания придвинуться вплотную.
– Я только что приехал в эту страну, – тихо произнес он. – Я только вчера сошел с самолета, а в этом здании у меня была назначена встреча с одним человеком.
– На восемнадцатом этаже, но ты нажал не на ту кнопку. Он поднял голову и взглянул на меня:
– Да нет, кажется, я нажал именно ту кнопку, какую надо.
– Да, – прошептала я. – Ты нажал ту кнопку, какую надо. Он снова посмотрел в свою рюмку. Когда он наклонил голову, я увидела, как у него на шее пульсирует вена. Как я хотела поцеловать эту шею! Воздух между нами напоминал электрическую дугу, заряд на которой возрастал с каждой секундой.
– Я приехал в вашу страну, чтобы говорить с вашими людьми, с вашим президентом, о том непонимании, которое имеется между вашей страной и моей.
– А, дипломат, – сказала я, думая, как талантлив был Талис к дипломатии. Он был таким остроумным и милым человеком, что в его присутствии все чувствовали себя легко и непринужденно, а заклятые враги мирились.
– Делаю, что могу, – скромно сказал он. Потом испытующе посмотрел на меня. – А вы – вы случайно не из тех работающих американок, которые дорожат своей работой и никуда не могу уехать из того места, где находится их компания?
Сначала я не понимала, что он имеет в виду, потом мое сердце запрыгало:
– Нет-нет, я совершенно спокойно могу ехать, куда захочу. Я зарабатываю на жизнь писательским трудом, так что я могу жить где угодно.
– Хорошо, – улыбаясь, кивнул он, потом хотел сказать что-то еще, но заколебался и осторожно поставил на столик рюмку с ликером, из которой так и не отпил ни глотка.
– А… какое это имеет значение, могу я путешествовать или нет?
– Если я скажу, что думаю, ты подумаешь, что я совсем ненормальный.
– Нет-нет, не скажу, что ты! – изо всех сил запротестовала я, про себя страстно надеясь, что он не просто хотел пригласить меня пойти с ним в ресторан.
Увидев огонь в его глазах, мое сердце подпрыгнуло к самому горлу.
– Не знаю, как это получилось, но я тебя люблю. Люблю всей душой, всем сердцем. Мне кажется, я всю жизнь ждал тебя и везде пытался тебя найти.
– Я тоже, – только и смогла прошептать я. «Ну, а теперь, – думала я, – мы начнем срывать друг с друга одежду. И я уже начала это делать».
Но, увидев, что он посмотрел на часы, мое сердце замерло. И как я могла забыть, что у него эта встреча! Он приехал в Америку не просто так, а из-за очень важных вещей: мир между двумя странами, обмен двумя различными философиями жизни, возможно даже, попытка предотвратить угрозу войны. Какое право имеет женщина вмешиваться в такие вещи?
– Сейчас я уже очень сильно опаздываю, но к четырем часам я должен освободиться. В это время я вернусь сюда, и тогда мы поедем и поженимся.
Мой рот открылся, и челюсть так отвисла, что подбородок касался груди.
– Ты опять не упадешь в обморок?
– Я… нет, кажется, не упаду… Но… поженимся? – На это мне сказать было абсолютно нечего. – А ты не мог бы еще чуть-чуть подождать с этой своей встречей?
Он поморгал глазами – я очень часто видела у Талиса эту привычку. Он отлично знал, какие чувства меня обуревают, и наслаждался моей растерянностью и. раздражением. Потом кончиками пальцев пощекотал меня под подбородком:
– Пока ты не будешь официально моей, я тебя не трону. Но после этого – после этого я шесть месяцев подряд не буду выпускать тебя из постели. – Он меня поцеловал в лоб. – К этому времени ты уже будешь так тяжела моим ребенком, что далеко уйти не сможешь.
