Удивленный Шрам подбежал к люку и привычно нырнул внутрь. Потекли томительные минуты. Наконец наружу вылезли два человека. Один пошатывался, а все окрестные мухи облетали его за версту: запах перегара разил похлеще иных ядов.
— Шрам!!! — опять заорал Весемир.
— Да здесь я, — заворчал матрос. — Привел уже.
Полупьяный Гузак, постанывая, нырнул в проем капитанской каюты. Хлопнула дверь. Буквально через несколько мгновений Гузак вывалился наружу и заорал:
— Шрам!!! Буди Вольта и остальных! И чтоб через пять минут мы отходили!!!
— Да ведь Груль с Устаком еще на берегу…
— В задницу эту пьянь! — дыша перегаром, продолжал орать Гузак. — Клиент не может ждать!
И вот уже вокруг Ярика замельтешили, забегали полусонные матросы. Кто-то ставил парус, кто-то встал к штурвалу, пара матросов бросились убирать трап (такое громкое название имела доска с прибитыми поперечными планками). На палубу вышел Дарг. Его сумрачный взгляд сказал Ярику лучше всяких слов, что денег у хозяина почти не осталось.
— Двадцать пять фарлонгов, — сквозь зубы процедил Дарг. — И это только после поручительства Гузака! Да все это корыто стоит не больше сотни золотых!!
Неожиданно воин осекся и впился взглядом в группу приближающихся всадников. Ярик ощутил, как взвыло в нем раненым зверем чувство опасности. Даже затаившийся было в мешке Руал высунул мордочку и напряженно фыркнул. На беглецов начали оглядываться работающие матросы. Радовало, что хоть работу они не прекращали.
Наконец был поднят якорь, и ветер наполнил парус. Корабль начал неторопливое движение. Вот до берега уже четыре сажени, десять, теперь можно вздохнуть поспокойней. Казалось, настигнувшие было беглецов преследователи теперь яростно кричали на берегу, бессильно потрясая оружием.
— Кажется, ушли, — с непередаваемым облегчением простонал Ярик. — А вслед за нами они не пойдут?
Дарг задумчиво погладил рукоять сабли и буркнул:
— Я думаю, что нет. Отрыв слишком велик, да и как только я окажусь на суше, то первый же практикующий маг закроет меня от шамана. И Боск это понимает, как никто другой. Дорогой братец потерял все шансы получить мою голову!
— Но ведь раньше… — рискнул возразить раб.
— Раньше было другое время! У племени еще не было таких потерь.
Хозяин дернул головой и пошел на корму. Ярик же с холодком в душе понял, что его в чужой стране продадут. Он единственная ниточка, по которой хозяина можно будет найти.
И если к этому хозяину Ярик еще как-то притерпелся, то с новым наверняка возникнут проблемы.
— Дерьмо!! — Одно слово шепнул раб, тогда как хотелось его проорать, да еще ударом проломить палубу под ногами. — Дерьмо!!!
Ярик сидел на носу корабля и, похоже, старался проникнуть за ту грань, что принято называть горизонтом. Хозяин его не трогал. Он то сидел в своей каюте, то о чем-то разговаривал с Гузаком или Весемиром. Матросы выполняли каждый свою работу, подгоняемые Вольтом, который оказался боцманом. Остальные лениво занимались своими делами: играли в кости, травили байки, кто-то спал в трюме, кто-то фехтовал на коротких мечах. До корда никому не было дела. Нет, у него могли что-то спросить, просто прикрикнуть, но в основном воспринимали как груз, некую разновидность балласта. В этом плавании Ярик, как никогда, ощущал себя неодушевленным предметом, вещью. Даже у кочевников было проще, там он воспринимал себя пленником, при бегстве через половину Сардуора — младшим партнером, что ли, но лишь иногда — вещью. Поганое, надо сказать, ощущение.
Но Ярик не давал чувствам захлестнуть себя с головой — он творил. Именно так можно назвать то действо, которое он совершал каждую свободную минуту. Он прокладывал дорогу к свободе. В этом безумном странствии было как-то не до распутывания чужих заклятий, но теперь, в тиши и спокойствии, следовало наверстать упущенное. И Ярослав вытягивал из себя все жизненные соки, балансируя на грани полного истощения, торил дорогу к средоточию своей Силы. Каждый шаг к свободе был тяжелей и сложней предыдущего. Приходилось интуитивно, не всегда вполне осознавая свои действия, совершать невозможное.
За какие-то дни он высох до состояния скелета. Это вызвало некоторое беспокойство у хозяина: все же Ярик был его движимым имуществом. Дарг даже снизошел до того, что договорился с Весемиром об увеличении количества еды для Ярика. Помогало мало. Точнее, мало сказывалось на внешнем виде, просто эти новые крохи жизненных сил также шли в дело.
Каждый день раб садился на носу судна и, подставив лицо солнцу, погружался в транс. Когда же силы кончались, то он просто сидел, размышляя. Единственное событие, которое отвлекало раба от отстраненного созерцания моря, это ежедневные тренировки Дарга. Хотя тут не было ничего удивительного — на эти тренировки сбегались посмотреть все незанятые члены команды.
Начиналось это ближе к вечеру. Дарг, обнаженный по пояс, поднимался на крышу кормовой надстройки и, воздев саблю и кинжал к небу, стоял так несколько ударов сердца. А затем начинал свой танец. Нет, конечно же Ярик уже видел тренировки хозяина в их долгом пути, но это все было не то. Только здесь хозяин имел время для настоящей тренировки, которая так походила на смертельный танец стали во имя жизни. Воздух ровно гудел, стальные полосы рассекали воздух, не давая врагу ни шанса. Ритм танца завораживал. Когда Дарг начинал, все смолкало, оставались только солнце, плеск волн, посвист стали и смазанный силуэт. Перед затаившими дыхание зрителями открывались грани великого искусства. Но Дарг выкладывался полностью вновь и вновь, стремясь расширить границы собственного мастерства. Только два человека знали причины исступления, охватившего степного воина. Воспоминания о поражении от странного желтокожего воина ядовитыми занозами засели в памяти Дарга. Значит, что-то не так, что-то недоработано, где-то есть слабина! И Дарг продолжал ткать узоры смерти, претворяя в жизнь сочиненные им комбинации и финты и раскрывая во всей полноте свой талант фехтовальщика.
А Ярик, доведший себя до полного истощения, в такие минуты сидел замерев, широко раскрыв глаза и намертво впечатывая в память чужой танец. Надо было только увидеть, подстроиться под чужой ритм и слиться с ним сознанием. В такие моменты Ярику казалось, что это он танцует там, на корме. Неуловимая дрожь пробегала по мышцам, и все заметнее крепла воля к победе.
Однажды Ярик спросил хозяина, почему он перестал курить гарлун. Знаний раба уже хватало на то, чтобы понять важность данной травки в культуре местных фехтовальных школ.
— Мне это уже не надо, раб. Все, что мне мог дать гарлун, я уже получил. Теперь все решают обычные тренировки. — Голос Дарга был сух и неприятен. Те ростки нормальных человеческих отношений, что существовали между рабом и хозяином, благополучно увяли. Больше Ярослав к Даргу не обращался.
