Хотя Таул долгих пять лет не бывал на северо-восточных равнинах, они хорошо помнились ему: слегка холмистая почва, просторное небо над головой, свежий ветер и плодородные поля. Природа щедро одарила эту землю, сделав ее тучной и оросив чистыми текучими водами.
Снег, покрывший равнину, только усиливал ее красоту, и у Таула впервые за много дней посветлело на душе. Он вырос на Великих Болотах, топких и бесплодных. Если у крестьян на той почве и вырастало что-либо, урожай зачастую сгнивал на корню, загубленный болотной сыростью. Таул, как и все жители болот, превыше всего ценил здоровую почву, а северо-восточные равнины считались одним их самых плодородных мест в Обитаемых Землях.
Таул с Хватом неуклонно ехали на север, и Таул уже узнавал знакомые приметы: рощицы, ручьи и склоны. Путники приближались к хижине Бевлина. За весь день им не встретилось ни деревушки, ни усадьбы. Мудрец жил в разумном уединении, не отвергая мир, но удаляясь от него.
Чем ближе они подъезжали, тем сильнее волновался Таул. Он сам не знал, отчего эта встреча так важна для него. Да, Хват нуждался в помощи — за последний день ему стало хуже, и Таул опасался гнилой горячки. Но дело было не только в мальчике, но и в самом Тауле — Таул надеялся что Бевлин поможет ему. Поможет стереть из памяти слова пьяницы: «Ларн! У тебя в глазах печать Ларна».
Всадники приближались к большому перелеску, который вскоре превратился в настоящий лес: здесь стояли огромные кряжистые дубы с могучими ветвями, увитые плющом. Таул узнал это место — по ту сторону леса стоял дом Бевлина. Таул помнил, как шел через этот лес ночью пять лет назад. Как уязвим он тогда был, как жаждал дела, которое придало бы смысл его жизни! Тирен обещал ему славу, и жажда славы переполняла его.
Таул улыбнулся уголками губ. Эта жажда славы была не чем иным, как попыткой поквитаться с прошлым. Оправдаться за то, что он оставил своих сестер на человека, у которого на уме была одна выпивка. Он должен был добиться успеха — неудача означала бы, что он бросил семью зря, а с этой мыслью Таул не смог бы жить. Свершение подвига и третье кольцо сделались символами его успеха. Все остальное не имело смысла — так судил он тогда. Исцелить свою душу он не мог, но мог еще совершить нечто, чтобы его жизнь не прошла напрасно.
Ему снова вспомнились слова Меган: «Не достижение цели, а любовь избавит тебя от твоих демонов». Она заблуждалась. Он не способен любить, и демоны всегда будут висеть у него за плечами. Самое большее, на что он может надеяться, — это заставить на время умолкнуть их обвиняющие голоса.
Деревья впереди стали редеть, и Таул поторопил лошадь. Выехав из леса, они увидели домик с огородом в палисаднике и обнесенным изгородью задним двором. Соломенная кровля нуждалась в починке. Дверь открылась, и на порог вышел старик в ветхом буром одеянии.
— Добро пожаловать. Я рад видеть тебя снова, Таул, к тому же не одного, а с другом. — Бевлин улыбнулся Хвату. — Мне кажется, ты не прочь отведать жареной утки.
— Жареной утки? — с сомнением повторил Хват.
— Ты, наверное, никогда ее не пробовал? Тогда тебя ждет истинное наслаждение. Я только утром поставил жариться свеженькую — словно чувствовал, что у меня будут гости. — Через низкую дверь они прошли в теплую, тесно заставленную кухню и мудрец сжал руку Таула: — Хорошо, что ты приехал, Таул. Я рад тебе. Здоров ли ты? Ты немного бледен.
— Я здоров, Бевлин, а вот у мальчика жар. Он из Рорна и не привык к холодам.
Таул отвернулся, чувствуя себя неловко под испытующим взглядом старика.
— Так ты из Рорна? Любопытно. И как же тебя зовут?
— Хват. — Из-за болезни мальчик утратил часть своей жизнерадостности.
— Я вижу, Хват, ты немного прихворнул, но это ничего. Ведь Таул говорил тебе про лакус? — Мальчик потряс головой. — Не важно, от лакуса тебе сразу полегчает — но, когда ты примешь его, тебя начнет клонить в сон. Поэтому сначала я дам тебе супу и кусочек утки, а потом уж лакус. Через пару дней будешь как новенький. — Бевлин захлопотал, убирая свитки со стола и стирая пыль со стульев. — Садитесь же, садитесь — плох тот хозяин, что держит гостей на ногах.
Они сели за стол, и Хват, раскрыв рот, принялся разглядывать диковинные предметы, загромождавшие не только полки, но и каждый свободный уголок.
— Сколько ж у тебя тут всего! — восхищенно произнес он.
— Да, чего только нет. Если б еще знать, для чего это все предназначено. — Бевлин поставил перед гостями по горшочку с супом.
— Вот эта штука я знаю для чего, — указал Хват на висящий на стене инструмент.
— Неужто знаешь? Тогда скажи, не томи. — Бевлин нарезал хлеб толстыми ломтями и раздал им.
— Этой штукой пачкуны подбирают монеты на улицах, чтобы не совать руки... в грязь. Правда, она не всегда срабатывает, и матерый пачкун обходится без нее. — Хват улыбнулся, радуясь, что и его познания пригодились.
— Думается мне, ты прав, мой мальчик. Как хорошо, что счастливый случай привел тебя сюда! А не знаешь ли ты, что такое вот это?
— Нет, друг, тут я тебе помочь не могу.
— Что ж поделаешь, Хват. — Мудрец тяжело вздохнул. — Я ужe много лет ломаю себе голову. Эту вещь мне дали в Лейссе. Ты бывал в Лейссе, мальчик?
Таул ел молча, не вмешиваясь в их разговор. Ему почему-то расхотелось рассказывать Бевлину о Ларне и загадочных словах пьяницы. Ему показалось, что мудрецу не следует доверять.
Бевлин почувствовал, что Таул смотрит на него, и их взгляды на миг встретились.
— Ну, Хват, — сказал старик, — принимай лакус и в постель. — Несмотря на протесты мальчика, старик вывел его из кухни и в дверях оглянулся на Таула, обещая взглядом, что он скоро вернется и они поговорят наедине.
Таул испытал облегчение, оставшись один. Он потерял всякое желание говорить с Бевлином и не мог понять, с чего ему взбрело в голову, будто старик способен ему помочь.
* * *
Мейбор снова явился на конюшню. Он предпочел бы сливные ямы, но Трафф, как видно, их на дух не выносил. Рядом с Мейбором стоял сундучок, в котором покоилось двести золотых. Целое состояние, даже по меркам богача, — Мейбору очень не хотелось расставаться с ним. Он, как большинство толстосумов, был прижимист и не любил платить.
Некоторые события при дворе вызвали в нем немалое беспокойство. Он слышал от одного человека, что королева в это самое утро посылала за Баралисом, и сердцем чувствовал, что добра от этой встречи ждать не приходится. В довершение всех бед Мейбор застал за разговором с Баралисом собственного сына. Как может Кедрак разговаривать с человеком, причинившим непоправимый вред его семье?
Мейбор тишком отвел в сторонку слугу своего сына и допросил его, о чем шла речь. Слуга, получив мзду в десять серебреников, поведал, что Баралис всего лишь поздоровался с Кедраком и осведомился о его здоровье. За дальнейшие десять монет Мейбор сговорился со слугой, что тот будет доносить ему обо всех встречах Баралиса с Кедраком, если таковые будут иметь место.
