Рыцари Главка терпеливо молчали, но с каждым раненым криком, долетавшим из внутреннего двора, их лица становились всё мрачней, а в глазах собиралось всё больше недоверия к прославленному воину-отшельнику из Фарана.
– Тебе не кажется, Главк, что это нелепо: уговаривать Посвящённого спасать жизни аделиан! – не выдержал один из рыцарей. – Если его совесть позволяет ему оставаться в стороне, когда гибнут собратья – то он никакой не Посвящённый.
– Бывший Посвящённый, – хмуро добавил другой воитель.
– Бывших Посвящённых не бывает – только отступники, – ещё более резко высказался третий.
– Полно вам, братья, не обвиняйте его! – миролюбиво поднял руки другой, убелённый сединою рыцарь. – Мы не в праве требовать от Фосфероса рисковать своей жизнью. Он уже не тот Фосферос, каким был раньше. Что случилось с тобой, отшельник? Неужели такого как ты могла околдовать эта ведьма?
Эфай не отвечал на эти выпады, но и не прятал взгляд, в котором выражалась сила его духа и, в то же время – безнадёжность что-либо изменить. И лишь тогда, когда один из наиболее разгорячённых рыцарей не назвал стоявшую в стороне Амарту «чародейской потаскухой, охмурившей славного воителя», в глазах Эфая блеснул грозный огонёк.
– Она моя жена, почтенный Ферезий. Но даже если бы это было не так, говорить такие слова – недостойно рыцаря.
Рыцари замолчали, ошарашенные его заявлением. Вошедшая в этот момент королева лишь слегка усмехнулась: наверное, при других обстоятельствах она была бы поражена таким известием. Но не сейчас, когда её почти несомненная победа грозила обернуться сокрушительным поражением.
– Амарта – твоя жена? Что ж, тогда твоя забота о магах Тёмного Круга вполне понятна, – тут королева устремила на воина-отшельника тот самый взгляд, который вдохновлял в минуту отчаяния бойцов, помогая им обрести мужество для решающей схватки. – Фосферос! Эфай! Отшельник Фарана! Я понимаю, что с тобой произошло. Понимаю, почему теперь тебе непросто рисковать жизнью, как раньше. Но я знаю, что только ты можешь убить этого проклятого дракона и спасти множество жизней. Неужели ты не видишь руку Спасителя в своём приходе: ты пришёл именно тогда, когда мы столкнулись с врагом, который по силам только тебе!
– Не много ли на себя берёшь, Сильвира, истолковывая волю Спасителя в угоду своим планам?
– Моим планам? – королеву охватило негодование. – Да! Свобода Каллирои – это мои планы! И я готова умереть здесь, под стенами Башни, во имя их исполнения!
– Довольно смертей, Сильвира. Пора остановить эту бессмысленную бойню. Отправь послов в Башню прямо сейчас…
– Мне не нужны советы, Эфай! – вскричала королева. – Мне нужен твой меч!
– Мой меч? Вот, возьми… – отшельник с почтенным поклоном протянул ей на вытянутых руках свой меч странника.
Лицо королевы застыло как мрамор. Медленно, будто ошеломленная дерзостью отшельника, она приняла оружие из его рук, посмотрела ему в глаза… и меч в деревянных ножнах грохнулся на пол.
Замерли все. Даже те, кто минуту назад бросал жестокие упрёки отшельнику. Ибо кинуть личный меч воина – настоящего воина – ему под ноги, означает нанести ему оскорбление, равное обвинению в трусости и предательстве.
Резко повернувшись, королева вышла во внутренний двор. Следом, оглядываясь на опустившего глаза Эфая, потянулись рыцари Главка и сам глава Серебряного Щита. У окон, открывавших вид на бойню во внутреннем дворе, остались только двое: отшельник и чародейка.
Амарта подняла с пола меч, подав его Эфаю.
– Оставь. Мне он больше не понадобится.
Чародейка подняла на него тревожный взгляд. Бережно положила меч на стол, взяла за руки отшельника, желая посмотреть ему в глаза. Эфай отводил взор.
– Почему ты так говоришь? Что ты задумал? Ты таки пойдёшь на переговоры в Башню?
– Нет, Амарта. Это сделаешь ты.
– Я? Ты шутишь…
– Ты справишься. Сделай это, Амарта, очень тебя прошу.
Чародейка не колебалась.
– Если тебе это нужно, я сделаю.
– Ради мира в этой земле.
– Нет. Ради тебя, Эфай.
– Пусть будет так. Спасибо.
Тут Амарта, наконец, поймала взгляд отшельника, и её изумрудные глаза вспыхнули, расширились от страшной догадки.
– О, нет… Эфай… – она отшатнулась от него и отпустила его руки, словно прикосновение к нему причиняло ей невыносимую боль. – Я знала… Я так и знала…
Она должна была разрыдаться, упасть на колени, обхватить ноги любимого, но почему-то продолжала стоять, глядя на него каким-то недоумённо-обиженным взглядом, понимая, впрочем, что ей уже ничего не изменить, и никакие слова не заставят Посвящённого изменить своё решение.
– Не держи на меня зла, Амарта. Поверь, я бы очень хотел, чтобы всё сложилось иначе. Но у каждого человека в жизни однажды наступает момент истины. Когда надо выбирать то решение, которое проистекает из того, что аделиане называют призванием. Меня угораздило стать воином – и ничего тут не поделаешь.
– Ты не просто воин, а чудотворец! – ухватилась за призрачную надежду Амарта, заговорив быстро-быстро, словно боясь, что момент вот-вот будет безвозвратно упущен. – Ты можешь, я знаю! Нужно только очень сильно захотеть… Эфай… У нас ещё вся жизнь впереди. Мы могли бы поселиться на Всхолмьях Надежды. И ты, когда пожелаешь, будешь уходить в свой Фаран, а я буду высматривать тебя на горизонте каждый вечер, каждое утро… А хочешь, мы уйдём в Спящую сельву? Ты бывал там? Тебе понравится, ты полюбишь этот край. Ты не представляешь, какая там красота. Там царит нечто… нечто божественное! Эфай… Эфай, почему ты молчишь?.. Ясно. Пусты мои слова. Пусты и бессмысленны.
Она всхлипнула. Сил больше не было.
– Ну что ты, любимая? Ни одно твоё слово, услышанное мной, не может быть пустым.
– Но ни одно из них не остановит тебя сейчас.
– Да. Но они дают мне нечто такое, чего не может дать никто: ни в этом мире, ни в мире ином.
– Тогда я пойду с тобой в тот же мир! – решительно сказала чародейка.
– Нет-нет, Амарта. У тебя другая история, – отшельник посмотрел в окно. – Они начали. Пора. Пожалуйста, Амарта, оставь меня одного.
Чародейка обняла его, прижавшись щекой к его давно небритому лицу.
– Я готова пойти на смерть, на пытки, даже на унизительный суд Сильвиры, только бы не разжимать этих объятий. Только бы стоять и стоять вот так, с тобою вместе.
Воин-отшельник мягко убрал её руки.
– Не печалься, – сказал он с улыбкой. – Для тебя всё только начинается. Просто верь. Не учениям, не книгам. Своему пути. Своей совести. Той дороге, которую мы прошли с тобой вместе. Очень скоро твоя жизнь преобразится, изменится… – отшельник вздрогнул и заговорил тише, словно ему не хватало воздуха. – Поначалу будет тяжело… а впрочем… впрочем, теперь всё зависит от тебя. Одно я знаю точно: не пройдёт и недели, как все мысли о том, чтобы последовать за мной, тебя навсегда оставят. Обещаю. А теперь, очень тебя прошу: выйди.
