Она чувствовала, как под кожей бегут мурашки… Сила, которой она обладала, не любила пребывать в бездействии.
Скучно. Корабль шел и шел вперед, регулярно сменялись вахты, те двое беспрерывно болтали… Она бродила по палубе, пару раз даже взобралась на грот-мачту, побывала в трюме, и на носу, и на корме… Скучно.
С того мгновения, когда она бежала из Роллайны, прошло немало времени — достаточно для того, чтобы она обнаружила у себя ряд черт, которых когда-то не было или казалось, что не было… Прежде всего она сделалась активной, безделье мучило ее и раздражало. Если бы она спросила Раладана, тот не колеблясь ответил бы, что некоторым образом она уподобилась своим дочерям. Впрочем, это легко объяснялось. Что ж, первая дочь Раписа стала теперь скорее Лереной, нежели Ридаретой, которая восемь без малого лет провела вне мира людей, в заброшенном доме на краю леса.
Короткая юбка, которую дал ей Раладан, может быть, и имела некоторые преимущества, но ее она лишь злила. Так же как рубашка и эта отвратительная безрукавка… Хорошо она себя чувствовала лишь в платье. Но зеленое платье, в котором она преодолела пол-Дартана — пешком и на лошади, — превратилось теперь в обычную тряпку, дырявую, мятую и столь грязную, что никакая стирка помочь уже не могла. Раладан не возил на «Сейле» платьев. И драгоценностей тоже. Пират называется, во имя Шерни… Правда, у него имелось золото Лерены (большую часть забрал Броррок). Но что с ним делать? Подвесить золотые слитки в уши? Или нацепить на шею? Прекрасная одноглазая капризница была уже сыта по горло этим довольно унылым морским путешествием.
Похоже, однако, что Давароден не заметил бы никаких украшений, даже если бы она их имела и носила… Скорее для собственного удовлетворения, чем действительно по необходимости, она занялась прической. Она уложила волосы без зеркала (откуда бы оно взялось на «Сейле»?), но оно ей и не требовалось; она разглядывала собственное отражение целый год, почти без перерыва, и знала наизусть каждый локон и каждую прядь волос…
Она ему понравилась. И еще как… Но он ей тоже понравился. Он был упитанный, может быть даже чересчур, но высокий, сильный и очень мужественный. Он командовал арбалетчиками уверенно и спокойно, словно был рожден лишь для этого, и ни для чего больше. Ей это пришлось по вкусу.
Ой по вкусу…
Ей очень хотелось покомандовать им.
— Всегда с мечом, — сказала она, опершись о планшир в двух шагах от арбалетчика. — И всегда в доспехах. Солдат каких мало.
Он посмотрел на нее, окинул взглядом большой узел, из которого выплывал широкий султан волос, плясавший за спиной в такт дуновениям ветра, и ответил, почти смутившись, чуть ли не пытаясь объясниться:
— Служба, госпожа… Моя вахта длится непрерывно, кто же должен быть всегда готов, если не командир находящихся на борту солдат?
— Но доспехи? — с улыбкой спросила она. — Ведь если ты свалишься за борт, они тут же утянут тебя на дно!
— Ты так думаешь, госпожа? — на этот раз улыбнулся он. — А я тебе говорю, что плавал и в кольчуге, и в кирасе. Может быть, не слишком долго, но все-таки. Если бы сейчас я свалился за борт, ты успела бы привести помощь.
— Обязательно! — с уважением сказала она.
Она повернулась к морю, глядя на красный закат.
— Арбалетчик, — отчетливо проговорила она, словно пробуя слово на вкус. — Арбалетчик… Мечом ты тоже хорошо владеешь, Дав?
— Дав… — Он искоса посмотрел на нее. — Моя жена тоже так меня называла.
— У тебя есть жена? — спросила она со столь явным разочарованием, что тот даже поднял брови… и снова смутился. Однако ненадолго.
— Была. Ошибка молодости.
Она выжидательно молчала, с явным интересом.
— Я ни в чем ее не виню, — искренне сказал он. — Думаю, просто солдат-бродяга не был ей нужен. Не о таком мужчине она мечтала.
— О! — удивилась она. — А я думала…
Она замолчала и пожала плечами.
— Да, госпожа?
— Госпожа… Почему не просто Ридарета? — кокетливо спросила она.
Его замешательство ее по-настоящему забавляло.
— Думаю, капитан не одобрил бы подобную фамильярность.
— Капитан! — возмутилась она. — Какое дело капитану до мужчин, которые мне… — Она не договорила.
Он снова бросил на нее короткий взгляд.
— Я проговорилась? — скорее утвердительно, чем вопросительно сказала она. — Я совсем… ничего не знаю о мужчинах, кроме того, что им нужно нравиться, — наивно добавила она. — Я знаю, эта моя прическа просто глупая… — Она с хмурым видом потянулась к волосам.
— Оставь, госпожа! — чересчур поспешно запротестовал он.
Неожиданно она придвинулась к нему совсем близко.
— Дав… — смущенно проговорила она, касаясь пальцами прикрытой мундиром кирасы. — Идем ко мне!
Он как будто ее не понимал.
— Я простой солдат, госпожа, — наконец сказал он без какой-либо связи.
— Как жаль, ведь я королева, — ответила она с неподдельной злостью, отодвигаясь и разводя руками. — Да что там, даже императрица! Снова буду сидеть весь вечер одна. А почему? Потому что этому самому простому солдату капитан запретил нравиться женщинам!
Она положила руки на планшир и снова посмотрела на море.
— Кому нужна одноглазая девушка… — тихо проговорила она.
— Не говори так, — живо возразил он. — Ты самая прекрасная из всех женщин, которых я когда-либо видел.
Она молча посмотрела на него.
Давароден хотел еще что-то сказать, но сдержался. Он не был ребенком и прожил уже немало, чтобы понять, что девушка пытается поймать его в ловушку. Но ему это на самом деле льстило. Она действительно была красива. Невероятно красива. Он знал, что слегка теряет голову, но, если так подумать, разве было в этом что-то плохое? Правда, все происходило как-то так… наспех, он не привык к женщинам, которые говорят ему прямо: «Ты мне нравишься…» Но опять-таки, разве в этом было что-то плохое?
— Соблазняешь меня, госпожа? — чуть улыбнулся он.
— Ловко, правда? — со злостью фыркнула она.
Она занимала каюту, раньше принадлежавшую Бохеду. После ее появления на корабле Раладан взял офицера к себе. Каюта была такая же, как и все офицерские помещения на «Сейле», небольшая и довольно темная. Но два фонаря, висевшие под потолком, давали достаточно света. Достаточно для того, чтобы он мог оценить, что видит перед собой одну из прекраснейших женщин Шерера. Он остолбенело смотрел на груди, соски которых казались твердыми, словно из камня, на округлые бедра, идеальные очертания ног…
Подбежав к постели, она стукнула его кулаком по доспехам:
