Люди обычно имеют ореол оранжево-желтых цветов, с резким преобладанием красного в минуты возбуждения и ненависти. У сидхе (при этих воспоминаниях я вздохнул) он золотисто-зеленый; дроу обладают странным «цветом души» вроде полярного сияния, искрящимся серебром и синевой колдовских источников, а гномы, те и вовсе похожи с такой точки зрения на ходячие ювелирные лавки. Тени, ходячие мертвецы и Миражи, естественно, этого ореола не имеют вовсе; демоны, бесы, черти, дьяволы и прочие жители Преисподней полыхают тем алым огнем, появление которого в душе смертного говорит Видящим, что после смерти сей человек обречен на вечное пламя, то самое, которое в избранных сказаниях именуется «геенной огненной». Но что может означать тот глубокий густо-сиреневый оттенок, в который был окрашен ореол местных невидимок?
И тут я вспомнил.
На моем лице возникла тень улыбки. Все-таки этой встрече суждено было состояться.
Я вложил меч сидхе в ножны и пошел по дороге навстречу обитателям сумеречного мира. Что бы ни ожидало меня — я был готов.
Теперь моя Фигура подчинялась только мне, как это и должно было случиться. Как в шахматах, любимой игре истерлингов (а также многих Странников), олицетворяющая меня пешка сейчас становилась на предпоследнюю линию доски.
Которая, однако, находилась под присмотром чрезвычайно бдительной охраны. Впрочем, эта охрана не могла удержать меня. Не против меня она была создана…
Покров невидимости рассеялся, когда Стражи Границы (кто еще мог находиться в таком месте?) образовали вокруг меня полукруг. Дистанция между нами точно соответствовала дальности выпада при поединке на коротких мечах, что было несколько меньше той, к которой я привык. Но правила здесь определял не я.
— Кто ты, странник? — тихо спросил один из них.
— Ты сам назвал меня, — так же тихо ответил я. Сохранять инкогнито было святым правом любого бродяги, и такая форма ответа как раз позволяла обеим сторонам разойтись без обид.
— Почему ты повернул назад? Дорога Обреченных следует только в один конец.
— Я не поворачивал. Я шел прямо.
Зеленые лучи солнца блеснули на остриях многочисленных клинков. Но тот, кто обратился ко мне, поднял руку, предотвращая атаку.
— Ты бежал из ада? — уточнил он.
— Меня попросили уйти оттуда, — объяснил я. — А что, это имеет какое-либо значение?
— Имеет. Изгоев мы уничтожаем — таковы условия древнего договора. Жив ли ты?
— Вроде да. Если тебя интересует, попал ли я в Преисподнюю посмертно, то ответ — нет. Я был там… по делу.
— И что за дело?
— Знакомо ли вам имя Алкар-Аза?
В обступившей меня группе раздалось несколько коротких смешков. Оружие опустилось, но из поля зрения не убралось.
— Ты хочешь сказать, что Он заключил союз с адом?
— Не думаю. Скорее уж напротив. — Я помолчал, а потом с легкой ухмылкой добавил: — Однако сей вопрос представляет уже чисто академический интерес. С Обитателем Пирамиды покончено, и…
Мои слова заглушил целый хор радостных возгласов. Клинки пропали из рук Людей Сумрака (так именовались обитатели этого мира), а я оказался восседающим у них на плечах, словно был великим героем и только что спас их страну от разорения.
Или… быть может, так оно и было? Откуда мне знать?
Впереди показалось нечто вроде полуразрушенного города. Развалины, однако, не были покинуты. Напротив, среди них кипела бурная деятельность, почему-то напомнившая мне разворошенный муравейник. Город этот, как я узнал позднее, некогда назывался Ирем, и теперешние его обитатели не желали менять это имя, весьма, по их словам, известное в Высших Сферах.
Весть, принесенная мною, уже широко распространилась: завидев меня в рядах стражей границы, жители Ирема устроили настоящую овацию. Я поклонился, принимая почести на свой счет.
— Я не ожидал увидеть тебя здесь, — пробился сквозь общий гомон хорошо знакомый мне голос. — Однако в любом случае — добро пожаловать, Спаситель!
— Это что, мое имя в этом мире? — спросил я.
— Да. Так будет лучше для нас обоих.
— Хорошо, договорились. Но не будет ли наше сходство бросаться в глаза некоторым интересующимся?
— Вряд ли. Это для тебя оно очевидно. А меня здесь знают достаточно давно, чтобы не путать с кем попало.
— Это я-то «кто попало»?!
— Ты. Не я же, в самом деле…
Люди Сумрака образовали живой коридор. В одном его конце стоял я, в другом — мой двойник. Черный Странник, который обитал в моей голове, если можно так выразиться. Тот, кто был со мной при Рагнароке. И еще раньше — в Преисподней, после Храма Темной Луны.
Орион попытался идентифицировать местонахождение заинтересовавшей его Фигуры и подумал, что у него двоится в глазах: одну клетку занимали сразу две совершенно идентичные фишки! Провидец попытался было раскрыть иллюзию — и потерпел неудачу. Тот, кто скрыл истинный облик второй Фигуры, оказался слишком силен. Или невероятно искусен.
При этой мысли Мастеру Колеса стало не по себе. Неужели…
Нет, это было бы уж слишком. Таких совпадений не бывает.
Но все-таки: что, если Создатель после стольких эпох безделья, именуемого Его поклонниками «размышлениями о Вечном», самолично вышел на сцену? Что, если Он, зная тайные характеристики всех Фигур, уже некоторое время использует их в Своих целях? Что, если в числе Фигур Создателя находятся и Игроки?
Орион криво усмехнулся. Что, если все это — параноидальные фантазии доведенного до крайности Мастера Колеса, потерпевшего самую крупную в истории Игры неудачу?..
Весьма утешительно, нечего сказать. Но как же выяснить истинное положение вещей? Сумеречный Инкванок настолько удален от основной Доски, что даже его власть, власть Игрока Первого Ранга, там значит меньше, чем могущество любого стандартного чародея. А агентов у Ориона не было: полагаться на Странников больше нельзя.
Или можно? Если соблюсти кое-какие меры предосторожности…
Вздохнув, Провидец принял личину Алерона Носителя Меча и перенесся в мир, именуемый в Высших Сферах «промежуточным»; он не признавал слова «Арканмирр», полагая его неудачным компотом из имени Мастера-Творца и названия его любимого магического инструмента…
— Итак, ты вернулся, — молвил Янг-Цзе. — Твое решение?
— Решение тебе известно, — сказал Алерон. — Не буду же я, в самом деле, воевать с собственными фишками…
Взгляд мастера хлестнул подобно плети из драконьей кожи и оборвал его слова.
