- Кричат, девочка, весь мир кричит, и каждый своё!
- Но вы же можете показать всё - от начала до конца!
- Увы! Вы, ребята, не знаете, что такое авторское право. Вот те ребята, которые здесь были, только они всё и засняли от начала и до финала. А теперь требуют солидную мзду.
- Ничего, вы им тоже кое - что предложите. Баш на баш, - пообещал Николай.
- Но Коль, может не сегодня? Вон, темнеет.
- Думаю, недолго уже… Да вот же… Смотрите! То есть снимайте же!
В наступающих сумерках было видно, как тела начали мерцать бледно-голубым светом. Словно вновь забились два сердца - более редко юношеское и почаще - девичье. Затем фигуры зашевелились и встали, застыли. Мерцание плавно переходило во всё более и более яркое свечение. Конкретные черты начали размываться и лучи двумя огромными, всё увеличивающимися в диаметре столбами потянулись к небу. Выше, выше, выше. Вот исполинские лучистые фигуры на мгновение замерли, вспыхнули ещё ярче и, оторвавшись от земли, ушли в небо, казалось - к уже появившимся звёздам. Не стартовали, не рванулись, не вонзились, а именно - ушли.
Оставшимся всё стало ясно. Тихонько молился Николай. Плакала, шепча имя любимого, Антонина, опустила камеру Синичка, торжественно отдавали честь генералы.
Николай, закончив молитву, открыла Библию и прочёл:
"И дам двум свидетелям Моим, и они будут проповедовать тысячу двести шестьдесят дней, будучи облечены во вретище…
И если кто захочет их обидеть, то огонь выйдет из их уст и пожрёт врагов их; если кто захочет их обидеть, то тому надлежит быть убиту…
И когда кончат они свидетельство своё, Зверь, выходящий из бездны, сразится с ними, и победит их, и убьёт их.
Но после трёх дней с половиною вошёл в них дух жизни от Бога, и стали они на ноги свои; и великий страх напал на тех, которые смотрели на них… И услышали они с неба громкий голос, говоривший им: взойдите сюда. И они взошли на небо на облаке…" Откровение святого Иоанна Богослова.
- И это всё? Неужели всё? - плакала Антонина.
- Ну, почему же? - возразил генерал Анатолий. - Макс не тот парень, чтобы там на облаке восседать. Не утерпит. Да и девчонка эта, как я понял…
- Нет, это всё. Всё! Сердцем чую.
Больше с ней никто не спорил. Ведь влюблённое девичье сердце - самый верный вещун.
Послесловие
На сто тридцать восьмой ступеньке меня поприветствовал незнакомый мужчина. В принципе, у нас здесь почти деревня. Ну, не буду огорчать соседей - дачный посёлок. Поэтому и делим всех на "знакомый - незнакомый". Была пора, говорят - всё незнакомцами кишело. Сейчас подзаглохло. Не тот сервис. А какой вообще должен быть сервис на военно-морской базе? Ну, музеи - да. Военно-морские парады - тоже. А море… Нет, места конечно, есть. И всё равно с тем, что было раньше не сравнить. Поэтому и не рвутся уже туристы в наш частный сектор. А этот и не турист, как я поняла.
- Ирина Сергеевна, добрый день!
- Добрый, - остановилась я.
- Евгений Николаевич. Журналист. У меня к вам дело, - представился незнакомец, протягивая корочки весьма солидного СМИ. Я сверила фотографию с оригиналом. Похоже. И даже не очень плохо. В смысле оригинала. Тридцати ещё нет. Высокий. Жиреть ещё не начал. Скуластый. Глаза… вот, очки тёмные снял - глаза голубые. Симпатичный в общем. Вот только причёха. Ну, не нравятся мне эти хвостики у мужиков. Ну, ладно бы, у пацана. А то… Хотя, какое мне дело?
- И какое у вас дело?
- Понимаете… дайте, я вам помогу. Тяжело же, - потянулся он за сумками.
Я не возражала. Всё-таки эти триста шестьдесят ступенек, оно и правда тяжеловато. Хотя, говорят, привыкаешь.
- Я к Вам от Максима, - начав подниматься, сообщил журналист.
- Какого… Максима? - остановилась я. И хотя, замершее сердце уже дало ответ на этот вопрос, я задохнулась, когда новый знакомый произнёс знакомую фамилию.
- От Макса. Максима Белого. Да Вам плохо?
- Нет - нет. Ничего. Пойдёмте. Давайте поднимемся по этой чёртовой лестнице, а потом расскажете.
В нетерпении я совсем забыла, что загрузила журналиста двумя сумками своих покупок. Я почти бегом мчалась наверх, а мужчина, отдуваясь, пытался не отставать. Поэтому, когда мы устроились на лавочке у памятника - танка, Евгений Николаевич некоторое время тяжело дышал и вытирал обильный пот.
- Зарядочка… - пробормотал он. - А этот танк - к чему здесь? На такой вышине…
- Я как-нибудь потом расскажу, хорошо? Вы сказали, что от Максима. Но как я поняла со всех, в том числе и ваших, репортажей, он…
- Да они ушли. Уже чуть больше года. Но три дня назад он… эээ… связался со мной…
- Он, значит, жив?
- Можно сказать и так. В общем, он ещё до… тех событий обещал мне интервью. Вот и сказал, что готов. Только с условием - у вас. Вы же не против?
- Господи, конечно нет! Только когда?
- Да уже. Сегодня вечером!
- Но я не успею… нет, я просто не успею… я же не успею ничего… - запаниковала я. Действительно, ни дом в порядок привести, ни себя, ни…
- Но Ирина Сергеевна! Это же не официальный визит. И даже не приезд гостей. Это, так сказать, рабочая встреча.
- Это для вас, "так сказать, рабочая встреча". Пойдёмте тогда быстрее, может что и успею. В каком часу?
- Он сказал "вечером".
Я успела многое, и всё же, конечно, не всё. И когда в калитку вошёл этот, уже взрослый юноша, я чуть не расплакалась - не успела, конечно главного - привести себя в порядок. Кинулась к нему навстречу, какая была - в маечке и шортиках, без лица. В смысле "боевой раскраски". Даже свисток накрасить не накрасила. Ну, какие глупости на уме в такой момент!
А он изменился - это я сразу увидела, когда Максим смущаясь, неловко обнял меня и ткнулся губами в щёку. Видимо, не определился, как себя вести. Ах, мальчик, мальчик! Впрочем, внешне уже юноша. Пощекотали мне щёку пушистые всходы усиков. И на цыпочки ему привставать не пришлось, чтобы меня поцеловать. Вытянулся. Но нескладным не стал. А вот глаза - уже не мальчишеские. Внимательный взгляд умудрённого, нет не опытом, а каким-то великим знанием человека. Где же я видела такой взгляд? Вот такой же контраст между внешностью и взглядом. Ну конечно - "Богородица с младенцем". Такой же контраст у Христа - ребёнка. Или такое сравнение - чересчур?
- Здравствуйте, Ирина Сергеевна!
Тот же голос - и разом прошла вся эта мистика. Мальчишка! Любимый мой мальчик, а не Христос и иже с ним. Хотя, и в Христе было много человеческого, правда? И в него, говорят, влюблялись. Или богохульствую? Ай, ладно.
- Здравствуй, Белый, здравствуй!
Максим разжал свои объятия и начал испуганно озираться.
- Ты что?
- Ищу доску.
- Какую ещё…
- Ну, школьную. Сейчас скажете: "Белый, к доске!" Только… Ирина Сергеевна… дневник я дома забыл!
